Йон Колфер - Авиатор

— Я согласен на татуировку, но не буду платить никаких взносов и давать клятв.

Маларки расхохотался.

— Клятва! Единственные клятвы, которые есть у нас, «Убойных баранов», — это согласие играть без правил. Что до взносов, уроков фехтования будет достаточно.

Конор потер мышцу в том месте, где предстояло появиться татуировке.

— Хорошо, Маларки: мы заключили соглашение. Рассчитываю получить деньги завтра.

— Не завтра, — ответил Маларки. — Начиная с сегодняшнего дня тебя будут ежедневно обыскивать. Дождись, пока на твоем предплечье появится «баран». Тогда некоторые надежные охранники будут кое на что закрывать глаза. Станут не так тщательно обыскивать, за разумную плату разумеется.

Ну вот, от Маларки уже был какой-то толк. Весьма вероятно, что его болтовня будет стоит нескольких уроков фехтования.

— Ладно, Маларки, после татуировки гуляем. А до тех пор фехтуем и ищем алмазы. Первый урок, пока голова еще ясная.

Он раздвинул вилку, а левую руку убрал за спину. Маларки повторил его позу.

— Ну, Конор Финн, ты научишь меня всему, что знаешь?

— Не всему, — с непроницаемой улыбкой ответил Конор. — Если я сделаю это, тогда ты сможешь убить меня.

На этот раз Биллтоу дождался, пока Конор якобы придет в себя, чтобы по подземным коридорам Малого Соленого отвести его в камеру. Впервые со времени своего появления здесь Конор внимательно осматривался по сторонам, считал каждый шаг, замечал каждую дверь, каждое окно.

Эта часть тюрьмы выглядела вогнутой, как если бы уже после постройки сильно просела. Стены над головой клонились внутрь, пол опустился. Каменные арки стояли вкривь и вкось, словно построенные детской рукой из кубиков. Там, где сквозь трещины струилась вода, стены покрывали темные пятна. Ручейки бежали по вогнутому полу, стекаясь к его центру.

— Мило, не правда ли? — сказал Биллтоу, заметив, что взгляд Конора блуждает по сторонам — В любой момент эту часть может затопить, так говорят. Конечно, так говорили и задолго до того, как я надел форму. На твоем месте я попытался бы сбежать из этой дыры. Будет над чем повеселиться. Пойми, всегда есть отчаянные люди, которые готовы попытаться. Самое предпочтительное — спрыгнуть со стены. На Малом Соленом крабы никогда не голодают. Второй вариант — прорыть ход. Прорыть ход! Спрашивается, где, по мнению этих болванов, они сидят? На лугу? На этом острове и земли-то, почитай, нет, и все же находятся сумасшедшие, тратящие каждую свободную минуту на то, чтобы обследовать расщелины. Скажу тебе прямо, солдат, — если ты и впрямь найдешь на Малом Соленом хоть немного земли, лучше посади на ней зелень.

У Конора хватило ума не прерывать Биллтоу. В прошлом он хорошо усвоил, что информация может спасти жизнь, а ему предстояло еще много узнать об этом месте. По счастью, Биллтоу страдал, похоже, словесным поносом и просто жаждал поделиться всем, что знал.

Он толкнул Конора в один из коридоров, расположенных ниже остальных. Пол в нем под небольшим углом шел под уклон, и вода затекала под некоторые двери.

— Ну, вот мы и дома, тра-ля-ля! — пропел Биллтоу. — Отделение сумасшедших. У нас тут кого только нет. Глухие, немые, слепые. Одноногие, однорукие. Стукнутые на голову. И другие, о которых ты слыхом не слыхивал. Есть тут один, который не говорит никаких слов, только числа. Что бы ни случилось, только числа. Десятки, сотни и даже тысячи. Словно какой-нибудь проклятый банкир. Даже имя его неизвестно, мы так его и зовем — Счетчик. Остроумно, правда?

Конор запомнил и это. Такой человек может оказаться полезен — если его «числа» что-нибудь да значат. В планы Конора входили кое-какие вычисления.

Когда они оказались у двери в камеру, Конор обратил внимание на стальные петли и тяжелые запоры. Биллтоу повернул ключ в замке.

— Крепкая дверь, правда? Эти двери — почти единственное, что мы здесь ремонтируем. — Он подмигнул Конору. — Чтобы вы, придурки, не бегали по ночам, пугая друг друга криками, требуя мамочку, занимаясь подсчетами и все такое прочее. Мне больше нравится, когда вы сидите по своим камерам и стонете. — Биллтоу стер со щеки воображаемые слезы. — Эти звуки, словно хор ангелов. Помогают мне засыпать все то время, что я на острове.

Это был настоящий зверь, низкий и подлый. В нормальном мире он сидел бы в тюрьме, а Конор был бы на свободе. Дверь легко распахнулась, чему способствовал уклон стены.

— Заходи, Соленый. Наслаждайся своим уединением.

Конор сделал несколько шагов, прежде чем до него дошел смысл этих слов.

— Уединением? А где мистер Винтер?

Биллтоу быстро прикрыл дверь, оставив лишь узкую щель, и ответил сквозь нее:

— Винтер? Этот бесстыдный слепой плут? Ну, его освободили. Отныне и навсегда ты будешь сидеть один, таков приказ маршала.

Невыносимая тяжесть навалилась на Конора, и он рухнул на колени.

«Убийство — самый быстрый способ предотвращения перенаселенности в таких местах, — сказал Линус — Молюсь, чтобы нам обоим повезло никогда не «освободиться»».

— Вы убили его.

Однако он обращался к закрытой двери.

Конор забился в угол камеры, рыдая, словно дитя. Теперь он остался один. Дружба могла скрасить то время, что судьба отвела ему пробыть здесь, но теперь у него не было и этого. Он заполз в самый дальний конец камеры, смутно удивляясь тому, что она уходит в скалу глубже, чем ему казалось. За койкой Винтера обнаружилась глубокая ниша размером примерно с четыре поставленных друг на друга гроба. Впрочем, оценить ее протяженность можно было лишь на ощупь, поскольку сюда свет не проникал совсем.

Он забился туда и лежал несколько часов, чувствуя, как решимость утекает из него, точно вода. Новая личность, созданная им для себя, исчезла, и на поверхность снова всплыл несчастный, доведенный до отчаяния Конор Брокхарт.

Всю долгую ночь, утопая в чувстве жалости к себе, он то грезил о родных, то засыпал и видел их во сне. Бесполезные, пустые мечты. В ближайшие несколько дней он вполне может умереть от разбитого сердца, оставшись без единого, пусть совсем крошечного, луча света.

Очнувшись утром, он увидел на противоположной стене дрожащую красную полоску. Какое-то время, еще не совсем стряхнув с себя сон, он воспринимал ее как мягко подрагивающую цифру «один». Что это — какое-то сообщение? Может, в его камере обитает призрак? Потом он окончательно проснулся и понял, что эта полоска — просто луч солнечного света. Но откуда?

Исключительно чтобы отвлечься, Конор решил разобраться и очень быстро понял, что в стене, на стыке двух блоков, есть выходящая наружу узкая трещина; она-то и пропускает свет внутрь. Конор потолкал пальцем левый блок и с удивлением обнаружил, что он шевелится, скребя по соседним. Он нажал с большей силой, и блок закачался, сбрасывая засохшую грязь. Сам блок растрескался, поскольку это был, собственно, не настоящий каменный блок, а просто большой ком засохшей глины. Конор провел пальцем вдоль края фальшивого блока и слегка сдвинул его. В лицо ударил луч света, и на несколько секунд Конор ослеп. Не потому, что свет был так уж ярок; просто это был первый прямой свет, который он видел на протяжении многих часов.