Виктор Смирнов - Искатель. 1967. Выпуск №4

— Ночью, да в тумане и опытный проводник-сапер запросто ошибется. По-моему, товарищ сержант, дело тут не так обстоит.

— А как же? — спросил Федор, заранее предположив, что фашисты некоторое время назад сняли мины. Им тоже необходимы сведения о наших боевых порядках.

— Сняли теперь фрицы мины. Проходы раньше были заминированы.

— Ну… — поторопил Федор Николаева.

— А теперь там посты. Может, один-два пулемета.

— И я так думаю, — с облегчением сказал Федор.

— Однако, товарищ сержант, тут полегче, пожалуй, пройти, чем старой дорогой.

— Может быть, может быть… А коли фрицы догадались о пропаже карты, о том, что кто-то ее утащил? Что они подумают? — размышлял Федор.

Николаев долго молчал. В сером рассвете его маленькое, как-то совсем непримечательное личико показалось Федору давным-давно знакомым, только он никак не мог припомнить, откуда пришло это навязчивое воспоминание.

— На ихнем месте, — неторопливо выговорил Николаев, — я понадеялся бы, что кто-то поверит в минирование единственной тропы, пригодной для выхода разведки… Коль верить карте — то во всем. А, буде не поверят, то две засады с пулеметами воспретят продвижение хоть батальона. Место-то открытое!

— То-то и оно… — подтвердил Федор. — Поэтому надо выйти на тропу теперь…

Они внимательно осмотрели квадрат полковничьей карты. Еще раз проверили ориентиры, по которым можно было выйти на тропу. Условные обозначения оказались приблизительными, но створ тропы отмечен березой и двумя елями.

— Больше ничего не выудишь, — вздохнул Федор. — Я немецкий в школе за обузу считал. А теперь вертись…

— Авось выберемся… — философски заметил Николаев. — Вон береза.

Глянув на своего товарища, которого при первой же встрече он отнес к типу счастливчиков, Федор вспомнил, что Николаев похож на лесовичка. О таких ему рассказывали сказки в детстве, воспоминания о котором казались давно-давно сглаженными.

Они прошли к кустам, часто останавливаясь и подолгу прислушиваясь. Кругом стояла тягучая влажная тишина. Изредка из-под ног вспрыгивали лягушки и тяжело шлепали по грязи. Выйдя к березе, разведчики различили в тумане две ели, меж которыми пролегала тропа. Верхушки елей поднимались из белесой пелены.

— Товарищ сержант! — позвал Николаев. — Вы помните, младший лейтенант сказал, если есть минная опасность, то мне идти первому…

— Иди, — сказал Федор.

От березы, испускавшей запах тлена, они двинулись прямо меж елей и нашли тропу. Она была довольно четко протоптана. Федор теперь полностью утвердился в своем предположении, что дорога через топь разминирована и охраняется.

Николаев шел не спеша, ступал бесшумно, хотя его сапоги почти по щиколотку проваливались в мох и болотную жижу.

Они прошли по болоту с километр, как вдруг Николаев поднял руку. Они вместе сошли с тропы, залегли в траве за кустом. Тотчас и Федор услышал громкое хлюпанье сапог в грязи. Оно показалось Федору необычно громким: кто-то шел не хоронясь… По звуку определил — двигаются трое. На всякий случай Федор приготовил нож, в левую руку взял пистолет. Покосившись на Николаева, увидел, что тот держит, как обычно, пистолет в правой руке. Он принял у Николаева нож, взял его в зубы и сделал товарищу знак: «Следи за мной!» Николаев ответил, мол, понял и ткнул себя пальцем в грудь, напоминая как бы Федору, что с такими документами, какие у них, рисковать нельзя. Федор кивком ответил: «Знаю».

Хлюпанье становилось все громче, послышалось сопенье продирающихся по грязи людей. Разведчики еще плотнее прижались к колючей болотной траве. Сквозь клубы медленно плывущего тумана проступали очертания трех фигур. Все трое без автоматов…

«Очень хорошо… Похоже, что это разведчики… Они идут, ничего не опасаясь. Пистолеты у них либо в кобурах, либо за пазухой…»

Двое в маскхалатах, какие носили немецкие разведчики. Третий, шедший посредине, — в нашей шинели. Руки у него связаны за спиной, во рту кляп.

«Стибрили, сволочи, какого-то раззяву! Ничего себе — встречка! Ничего… Значит, их двое. Нападения они не ожидают. Этот-то видел посты или что там у них. Но мы-то не знаем. А знать надо. Если рисковать, то лучше сейчас… Выгоднее, чем позже, когда нарвемся на засаду или на заставу на болоте. Этот раззява все видел, если только от страха был способен соображать… Но все-таки нас будет трое… Пора… Если рисковать… Пора!..»

Федор и Николаев переглянулись.

Гитлеровские разведчики с «языком» прошли по тропе совсем рядом.

Федор привстал на колено и резкими взмахами один за другим метнул оба ножа в гитлеровцев.

Шедшему впереди финка угодила в шею, чуть пониже затылка, второму — под левую лопатку. Когда Федор и Николаев подскочили к упавшим фашистам, пленный — наш молодой солдат — от неожиданности даже осел на тропу. Федор погрозил ему, чтоб не очень шумно радовался.

Гитлеровец, шедший замыкающим, еще хрипел, и Федор прикончил его. Затем они забрали у него оружие, документы, сняли маскхалат, оттащили в сторону и опустили в темную воду бочага. Действовали Федор и Николаев быстро, без суеты и слаженно. Так же поступили и со вторым фашистом. Молодой солдат, которого немцы взяли в плен, глядел на дела разведчиков удивленно, видимо не совсем понимая, что же происходит. Вид у Федора и Николаева, заросших, грязных, ободранных, был страшный. Потом Федор затоптал пятна крови на траве и земле, стараясь не устраивать на тропе большого беспорядка. Убедившись, что следов нападения почти не видно, Федор кивнул молодому солдату: иди, мол, за нами. И они снова, чутко прислушиваясь и останавливаясь при малейшем подозрительном звуке, прошли метров пятьдесят и опять свернули с тропы, спрятавшись за кустами. Федор освободил парню руки, вытащил изо рта кляп:

— Тихо! Шепотом отвечай!

Парень кивнул, потер запястья и скулы:

— Они меня…

— Потом, потом. Посты на тропе есть? Проводили тебя мимо постов?

— Да.

— Где они?

— Н-не помню…

— Сколько?

— Кажется, два… — не очень уверенно ответил парень.

— Послушай, — строго сказал Федор, — минуту даю на воспоминания. Раззява!

— Я, — начал было молодой солдат.

Федор посмотрел на него презрительно.

— Кхм… — несколько сочувственно кашлянул Николаев. Он, очевидно, хотел что-то сказать в защиту необстрелянного, растерявшегося солдата, но не решился, помня о субординации и дисциплине.

— Меня… — опять принялся объяснять парень.

Николаев положил руку на плечо Федора.