Юрий Федоров - Искатель. 1967. Выпуск №5

— Мошенники!.. Трепаная банда!..

Тагильчане ехидно улыбаются. Они-то этого старца хорошо знают!.. Бывший купец, спекулянт, мукой торговал в голодное время. Три шкуры снимал с отчаявшихся людей за пуд муки и сокрушенно вздыхал да охал: «Эх, мало! Еще бы на один годок бог голоду дал, я бы тогда четвертными билетами стены дома оклеил!..» При колчаковской власти этот мироед выслеживал и выискивал большевиков, белой контрразведке их выдавал, а теперь встречать вышел, только серебряного подноса с караваем хлеба да солонкой не хватает.

Над головами рабочей демонстрации колыхались красные флаги. Над головами обывателей плывут, степенно покачиваясь, иконы и хоругви. На одной улице гремит:

А на другой тянут недружными голосами:

И вот они, наконец, красноармейцы!.. Запыленные, загорелые, бодрые. Поблескивают штыки под жарким июльским солнцем. «Серые колонны, подкрашенные красными пятнами знамен…» Полки Особой бригады, прошедшие за несколько дней через горный Урал.

Тяжел и долог был их путь сюда, в сердцевину Уральских гор. Он начался за сотни верст, с верховьев Вятки, где на рассвете 11 мая 1919 года Особая бригада взяла первый рубеж — Залазнинский завод. А потом два месяца непрерывных наступательных боев и походов со средним продвижением до 70 верст в сутки. И едкая пыль июльских дней была, наверное, на этом пути не самым тяжким испытанием… Сергей Николаевич Удников, помощник командира Кизеловского полка, писал позднее в воспоминаниях о том, как там, на Вятке, между Омутинским и Залазнинским заводами, был сделан бригадой первый шаг на пути к станции Сан-Донато:

«Стояла весенняя распутица. Кругом бездорожье. К тому же между этими заводами прямой дороги вообще не было, и рабочие Омутинска дали нам проводников, чтобы тропинками выйти к Залазнинскому заводу. Местами пришлось брести по грудь в ледяной воде, но никого это не останавливало».

Ледяные «ванны» для многих красноармейцев были делом вполне привычным. Связист бригады Константин Алексеевич Морзо-Морозов, который живет ныне в Перми, хорошо помнит ту весну.

Разлив речки Чепцы прервал связь бригады со штабом 3-й армии. Обходного пути, как ни искали, не нашли. Оставался один выход: перебросить полевой кабель через шестиверстную ширь половодья. Провод решили подвесить на шестах, укрепленных на плотиках, и на вершинах затопленных деревьев… Двое суток связисты под командой Сергея Незнамова и Константина Язева работали в снеговой воде и по пояс и по горло. Но связь была установлена. И по этому проводу из армейского штаба вскоре пришел приказ наступать, наступать на Каму, на Пермь, на горный Урал.

Вместе с полками Кизеловским и Верхнекамским — полками, состоявшими в основном из русских рабочих и крестьян, — под знаменем Особой бригады сражался и 21-й Мусульманский полк… Конечно, это название отражало не религиозную, а национальную особенность: полк был сформирован из прикамских татар. В его ротах воевал коми-пермяк Павел Кашин.

Как-то раз ночью Павел исчез невесть куда. Через шесть суток он предстал перед командиром полка целым и невредимым и передал ему секретные штабные бумаги колчаковского корпуса. Кашин пробрался в тыл к белым, убил офицера и в его форме заявился в штаб корпуса, где ему и вручили важные бумаги.

…А вот проходит мимо нас по нижнетагильской улице конный отряд разведчиков. Среди них любимец бригады Павел Саранин — лихой, отчаянный кавалерист. Он творил дела, казалось бы, совсем невероятные.

Деревня занята белыми. Павел в одиночку пробирается к ней и потом вихрем проносится по главной улице, мимо растерявшихся, остолбеневших колчаковцев. Пока белые успевают сообразить, в чем дело, и вскинуть винтовки и пистолеты, всадник уже скрывается из виду, успев, однако, заприметить на лету все, что интересовало командиров.

Когда красноармейцы хотели внезапным налетом ворваться в село, захваченное колчаковцами, они часто посылали вперед Саранина. Разведчик, переодевшись в крестьянское платье, медленно подъезжал к белой заставе. Солдаты останавливали его — кто да откуда?.. Вдруг «крестьянский парень» выхватывал оружие, и оторопевшие, ошеломленные солдаты поднимали руки кверху. А товарищи-красноармейцы тут уже, разумеется, не зевали!

Многие не дошли до Урала. Мученическую смерть принял под селом Архангельским в Коми-Пермяцком округе неизвестный красноармеец-связной Кизеловского полка (С. Н. Удников, рассказавший об этой трагедии, не установил, к сожалению, его фамилии). Колчаковцы долго пытали пленного, отрезали уши, выкололи глаза, вырезали звезды на спине и на груди. А потом сорвали последние одежды, привязали к дереву и обливали водой на трескучем морозе до тех пор, пока человек не превратился в ледяной столб, на который палачи повесили кусок фанеры:

«Всех красноармейцев, взятых с оружием в руках, ждет то же самое. Красноармейцы, приходите к нам добровольно — и будете отпущены домой».

Но «добровольцев» они так и не дождались.

Уже на подступах к Уралу, в западном Прикамье, в селе Богородском Верхнекамский полк был врасплох застигнут на привале неожиданным кавалерийским налетом белых. Пулеметчик Эдуард Рик залег под обрывом у самой речки и срезал огнем наседавших казаков. Когда отстучала последняя лента, он поднял пулемет над головой и бросил его в речную глубину. И в это мгновение его грудь пронзило несколько казачьих пик…

В походных колоннах Особой бригады, которые в тот день, 19 июля 1919 года, двигались мимо скромных строений самой обычной российской железнодорожной станции с громким иноземным названием, мы увидели бы красноармейцев с черными лентами над щербатыми козырьками их выгоревших и пропыленных добела, потрепанных и обвислых армейских фуражек. Да, с черными лентами… Мимо нас шла 9-я рота 22-го Кизеловского полка во главе со своим неизменным командиром, уральским рабочим и балтийским моряком Афанасием Назукиным.

История этих необычных лент интересна и очень характерна для той эпохи.

В Перми я разыскал двух бойцов партизанского отряда «Черных орлов», из которого сформировалась впоследствии 9-я рота Кизеловского полка, — Григория Федоровича Давыдова и Ивана Петровича Беляева. Они-то и рассказали мне о «Черных орлах».