Петр Губанов - Искатель. 1970. Выпуск №2

Уже несколько суток «Бостонец» находился в пути. Под осенним холодным небом во все стороны простирался океан. Капитан Сполдинг, надвинув на лоб фуражку, стоял на мостике и пристально всматривался в далекий горизонт по курсу судна. Старший штурман Дибл брал секстантом высоту негреющего солнца. Он щурил глаза и хмурил брови, крутя верньер. Светлые зайчики весело приплясывали на никелированной шкале секстанта и позолоченных пуговицах черной тужурки штурмана.

Выбравшись из душного кубрика, кочегар Гармлей дышал чистым воздухом и разминался перед заступлением на вахту. Два дня назад он заменил пострадавшего от ожогов Терри и теперь, помимо своего, обслуживал еще и его котел.

До заступления на вахту оставалось еще полчаса. Гармлей не торопился. Спускаться в «преисподнюю» ему не хотелось. В последние дни у него не прекращались головные боли. Пропал аппетит. Он чувствовал слабость во всем теле.

Но работать кочегаром Тармлею нравилось, он усвоил легко и быстро устройство котла со всеми кранами, питательными помпами и клапанами. Гармлей с благодарностью подумал о Вудсбери, работавшем рядом с ним, и стал вглядываться в океанскую хлябь. Вид бескрайних просторов воды и волн, крепкий соленый воздух подавляли головную боль. Мысли приобретали привычную ясность… Гармлей думал о том, что по этим перекрещивающимся морским дорогам плывут во все концы мира тысячи судов. Портовые таможни в дальних странах ждут прибытия назначенных грузов, которые потом превратятся в шуршащие кредитки. Хозяева пароходных компаний не знают грохота ураганов и запаха моря. Им знаком лишь шелест радужных бумажек.

Однако пора на вахту… Как быстро бежит время здесь, наверху! И как медленно оно тянется там, в кочегарке! Гармлей сделал еще несколько жадных, продолжительных вдохов и отправился в котельную.

На каждого кочегара приходилось по две топки, одна наверху — на уровне плеч, вторая — внизу, под котлом. Труднее всего было кидать уголь в верхнюю топку. Зачастую уже в передней части зева, откуда вырывалось крутящееся пламя, уголь высыпался с широкой лопаты Гармлея. Сердце его билось учащенно, толчками. Было нестерпимо жарко, хотя он и работал по пояс голый. На зубах у него скрипела угольная крошка, и весь он был напудрен черной пылью.

Чтобы поддерживать необходимое давление пара, требовалось раскидывать уголь ровным слоем по колосниковой решетке и следить, чтобы она не засорялась. Гребком и лопатой Гармлей разравнивал горящее топливо, шуровал изо всех сил. Случалось, он неосторожно ударял острым резаком о топочную раму.

— Не усердствуй, дружище! — весело кричал ему на ухо Вудсбери.. — Не то уплывут в топку твои доллары: придется с капитаном расплачиваться…

Едкая пыль разъедала кожу, забивала поры, проникала в легкие. Перед глазами Гармлея колыхались багровые отблески, лихорадочно плясали черные тени.

— Чаще поглядывай на манометр! — советовал Вудсбери.

Колосниковая решетка то и дело забивалась шлаком. Приток свежего воздуха задерживался — и горение уменьшалось. Гармлей хватал «резак» и принимался очищать им колосниковые промежутки.

Истошно гудели котлы. Ревел в топках огонь. А из-за переборки доносились ровные вздохи главных двигателей.

Иногда Гармлей успевал встать под раструб вентилятора, нагонявшего в кочегарку чистый воздух, ненадолго обретая бодрость и силу.

К концу вахты поддерживать давление становилось все труднее. Когда стрелка манометра опускалась ниже красной черты, Гармлей открывал ревущую топку, брал тяжелый лом и заостренным концом взламывал слой спекшегося угля. Сердце делало перебои. Дрожали руки и ноги.

Термометр на переборке показывал шестьдесят два градуса. Ни к чему нельзя было прикоснуться.

От усталости и духоты Гармлея кидало в разные стороны. «Только бы не упасть! — билась в нем упрямая мысль. — Упаду — все будет кончено!»

Он чаще, чем Вудсбери и Хейт, обслуживавший первый котел, бросался к медному чайнику, чтобы залить жар в груди. Вода была теплая и невкусная. Через несколько минут она выступала на теле обильным потом, и жажда начинала мучить с еще большей силой.

Стрелка на манометре все же опустилась ниже красной черты, и никакие усилия не могли поднять ее выше.

В котельную прибежал старший механик Тейт. Подняв над головой волосатый кулак, он заорал на Гармлея:

— Мусорщик вы, а не кочегар! Кухарка и та справилась бы с котлом лучше вас!

— Ухудшилась тяга, мистер Тейт, — заступился за Гармлея старший кочегар.

— Нужно как следует шуровать в топках! И чаще подрезать!

— Стараемся вовсю, сэр!

— Мух ловите, мерзавцы! — махнул рукой старший механик и стал подниматься по трапу наверх.

— Становитесь сами к котлу и покажите, как у вас получится! — крикнул вдогонку Вудсбери.

Гармлей поднял усталую голову и, встретившись глазами со старшим кочегаром, вымолвил:

— Спасибо, дружище!

Стрелка на манометре снова стала опускаться. Гармлей открыл топку и принялся с остервенением выламывать скипевшиеся угли. Пахнуло угаром. Кочегарка завертелась и начала опрокидываться. Гармлей выронил лом и медленно повалился на решетчатый настил. К нему подбежал Вудсбери. Опустившись на колени, старший кочегар приложил ухо к обнаженной груди и не сразу уловил слабое биение сердца.

— Тепловой удар!

Вдвоем с Хейтом Вудсбери поднял Гармлея наверх, но и на свежем воздухе тот не пришел в сознание.

Пароходный врач Джефферсон наклонился к Гармлею. Пульс у кочегара едва улавливался. Джефферсон попытался привести в чувство пострадавшего от теплового удара с помощью кислородной подушки. И не смог. Гармлей лежал без движения, бессильно раскинув руки и уронив набок голову.

Вудсбери и Хейт в нерешительности переминались с ноги на ногу и вопросительно смотрели на врача.

— Отправляйтесь в котельную, — сказал Джефферсон и стал вытирать полотенцем руки.

— А как же Гармлей? — в один голос спросили кочегары.

— Не ваша это забота! — сердито буркнул врач. — Идите, да поторапливайтесь. Не то задаст вам жару мистер Тейт. Уж я-то знаю его нрав.