Олег Куваев - Искатель. 1969. Выпуск №1

Геринг грубо выругался.

— Ваше счастье, если мне удастся убедить в этом фюрера.

Затем он погрузился в долгие размышления вслух по поводу того, в каком мундире ему следует в данной ситуации ехать к Гитлеру. Наконец решил, что лучше всего подойдет скромная партийная форма — она поможет придать неприятному разговору принципиальный характер.

Переодевшись и приказав Канарису никуда не отлучаться до его звонка, Геринг ринулся в имперскую канцелярию.

Его разговор с фюрером был обоюдной истерикой. Гитлер, захлебываясь от ярости, кричал Герингу, что он вместе с начальником абвера предатели и изменники, которые пытались скрыть от своего фюрера факт огромного значения для судьбы германской империи.

Геринг визгливо возражал: они с Канарисом действительно знали о подготовке встречи и разрабатывали соответствующую операцию. Движимые лучшими побуждениями, они не сообщали пока ничего любимому фюреру, чтобы сделать ему приятный сюрприз, когда все будет готово. И вот теперь, когда они проделали огромную черновую работу, в дело вмешивается этот интриган Гиммлер. Да попомнит фюрер его слова — вмешательство авантюриста из службы безопасности лишь все испортит.

Геринг клялся, божился, брызгал слюной, в порыве обиды даже разорвал воротник коричневой рубашки. После часа ожесточенных убеждений и клятв ему удалось все же смягчить Гитлера.

— Хорошо, Герман, — хрипло сказал фюрер. — Даю адмиралу последний шанс доказать свою преданность мне и государству. Я разрешаю ему действовать самостоятельно. Но если Гиммлер опередит его…

Геринг ушел.

Гитлер проводил рейхсмаршала недобрым взглядом.

С каким наслаждением он бы приказал покончить с «наци № 2», так и целящимся на его, Гитлера, место «наци № 1». Если бы… если бы за Германом Герингом не стояли те же могущественные силы, которые привели их всех к власти десять лет назад!

Но напрасно все они — и Геринг, и Гиммлер, и Канарис думают, что так легко обвести его, фюрера. Он не позволит им до конца забрать всю инициативу в свои руки. Глупцы, они полагают, что покушение на Большую Тройку в том виде, какой родился в их пустых головах, самый сильный ход!

Он нажал кнопку звонка.

— Да, мой фюрер!

— Немедленно соедините меня с рейхсфюрером СС.

Через десять минут на другом конце провода Гиммлер поднял трубку «лягушки».

— Кому поручено осуществление акции в Тегеране?

— Нескольким проверенным специалистам, они уже знают о задании и теперь срочно вызваны в Берлин. Прибудут, по-видимому, завтра-послезавтра.

— Это никуда не годится! Приказываю, немедленно принять меры, чтобы в Тегеран было заброшено несколько групп парашютистов. Пусть следуют разными маршрутами из разных центров. Привлечь все службы: и СД и гестапо, а не только Шелленберга. О полном размахе операции никто не должен знать, кроме вас. Акция должна остаться в секрете навечно, поэтому возвращение рядовых исполнителей нежелательно… Учтите, что в деле участвуют и люди Канариса…

— Вас понял, мой фюрер.

Гиммлер ждал этого звонка. Соответствующие приказы были им уже давно отданы. Он тоже хорошо знал своего фюрера.

Стефан Дитль в свое время считался мастером шпионажа высокого класса. Он успешно подвизался много лет в Латинской Америке и США, где венцом его деятельности было похищение с одного из авиационных заводов в Лос-Анджелесе чертежей новейшего секретного прицела для бомбометания. Но потом ему здорово не повезло: в Германии автомобиль, на котором он мчался со скоростью сто километров в час по гамбургскому шоссе, попал в катастрофу. Шофер был насквозь пробит рулевой колонкой. Дитль чудом остался жив. Ему проломило голову, сломало несколько ребер и размозжило колено. Из госпиталя он вышел через восемь месяцев с одной ногой, подорванным здоровьем, пристрастием к алкоголю и пенсией отставного подполковника абвера.

Дитль было решил, что покончил навсегда с карьерой разведчика, но вдруг его пригласил к себе Вальтер Шелленберг, обласкал, наговорил кучу комплиментов, предложил перейти в СД и стать во главе школы. Старый диверсант умилился и незамедлительно принял лестное предложение вместе с новым званием — оберштурмбаннфюрера СС.

Дихгоффа он встретил приветливо, с нескрываемым уважением: понимал, что успешная работа в России на протяжении нескольких лет по силам только выдающемуся разведчику.

Пребывание в школе оказалось далеко не синекурой, как это вначале показалось Георгу. У Стефана Дитля дело было поставлено серьезно. Первую половину дня оберштурмфюрер усиленно, по чрезвычайно насыщенной программе занимался сам. Радиотехника, фотографирование, вождение автомобиля и прыжки, с парашютом не вызвали у него особых возражений. Но химию он терпеть не мог с детства, а тут ему приходилось по полтора часа возиться в лаборатории, превращая сахар и лекарства от почечных болезней в мощную взрывчатку (диверсантов учили ее изготовлять самим, пользуясь материалами, которые они смогут приобрести «на местах»). Мало приятных ощущений вызывало и манипулирование с мгновенно и медленно действующими ядами.

Лучшими были часы в тире и спортивном зале.

В школе был собран настоящий арсенал. Стрелять приходилось из американских «кольтов» и «смит-вессонов», английских «веблей-скоттов», итальянских «беретт», австрийских «манлихеров», чешских «праг», немецких «парабеллумов», «вальтеров», «маузеров», советских «наганов» и ТТ, бельгийских «браунингов», бесчисленного множества автоматов, карабинов и пулеметов всех систем.

Инструктор — бывший цирковой виртуоз — предлагал Дихгоффу стать на ящик, давал в руки заряженное оружие, а потом внезапно, без предупреждения выбивал у него ящик из-под ног. В момент падения нужно было поразить мишень, раскачивающуюся на качелях. Другие упражнения были в таком же роде: стрельба с завязанными глазами на звук, стрельба назад, без поворота головы, стрельба через карман из револьвера с глушителем, стрельба левой рукой.

После тира Дихгофф шел в спортзал, где угрюмый обершарфюрер СС [8] Эсэсовское звание, соответствующее званию унтер-офицера. Гюнтер учил его, как за считанные доли секунды можно голыми руками искалечить или уничтожить — смотря по надобности — человека. Из железных объятий обершарфюрера Дихгофф выходил помятым и оглушенным, словно побывал в льнотеребильной машине.

Только после обеда Дихгофф сам превращался в преподавателя: пять часов с группой из нескольких человек. Никто из них не называл друг друга по фамилиям, только имена-клички: Ганс, Генрих, Юлиус, Вилли… Он сам — господин оберштурмфюрер. Никто не знал национальности друг друга — все разговоры велись только на русском языке (в других группах, к которым Дихгофф касательства не имел — на английском).