Глеб Голубев - Искатель. 1971. Выпуск №5

Я заплатил по своему скромному счету и поднялся, сожалея, что не могу пойти в кино. Хорошо все-таки, что у Медарова небольшой круг знакомых. Я рассчитывал обойти всех за один вечер. Поскольку Андреев из списка вычеркнут, я направился к Сираковым.

Вообще-то, вычеркнут объект «Андреев» из списка или нет, еще не ясно. Добрые глаза человека еще не означают, что все его слова — истина.

Солнце в этот день не спешило прятаться. Наверное, хотело посмотреть матч «Славия» — «Левски». Судя по всему, на стадионе будет сегодня полно народу, — большинство машин двигалось в направлении стадиона. К сожалению, я должен идти на свой матч, без публики и оваций. Правда, это не означает, что в случае неудачи меня не освищут. Я буду освистан беззвучно, но от этого только больнее.

Вот и дом Сираковых. На сей раз в виде исключения начну с чердачного этажа.

— А, это вы, — усмехнулась Лида, открывая мне дверь. — Какое совпадение… Я как раз думала о вас.

— Очень мило, — проговорил я. — Надеюсь, вы не думали обо мне ничего плохого?

— Напротив. Хочу написать вас как положительного героя.

— Гм… — пустил я в ход мое любимое восклицание, заходя в мастерскую. — В этой роли я еще не был.

— Я вспомнила о вас в связи с Медаровым, — объяснила Лида.

— Неужели? Ну тогда это действительно совпадение. Я тоже вспомнил о вас в связи с Медаровым…

— Помните, — продолжала девушка, не слушая меня, — я хотела написать портрет Медарова. А потом узнала от вас, что он умер. Но мысль об этом образе хищника не оставляла меня. Вы говорили еще, что от таких образов нет особой пользы. В ваших словах что-то было… В том смысле, что такой образ не может быть темой сам по себе, и поэтому у меня возникла идея использовать этот образ как противопоставление.

— Интересно… — пробормотал я, поглядывая на часы.

— Я решила создать конфликтную композицию, построенную на двух образах: новое и старое, вы и Медаров…

— Гм… А какой именно вы себе ее представляете? Мы сидим и беседуем? Или…

— В том-то и сложность проблемы: — какой будет ситуация. Я надеялась, что вы мне посоветуете.

— Сомневаюсь, — покачал я головой. — У нас есть кружок самодеятельных художников, но я, признаться, туда не записался…

— Вы могли бы помочь мне как практик…

— Хорошо, — согласился я, — подумаю. А теперь помогите мне вы.

Лида вопросительно взглянула на меня.

— Медаров часто приходил сюда. Вы хорошо относились к этому орлу-стервятнику. Естественно допустить, что и он чувствовал какую-то симпатию к вам. Возможно, даже доверял.

Я умолк и посмотрел на мою собеседницу.

— Не исключено, — ответила она, — ну и что?

— Вот я и подумал, не выразил ли Медаров своего доверия… как-нибудь материально? Не оставил ли вам, скажем, на сохранение каких-нибудь вещей, документов?

— Нет, — без колебаний ответила Лида, — ничего не оставлял.

— Это я и хотел узнать. А какие взаимоотношения были у Медарова с вашей матерью? Влияла ли на них неприязнь вашего отца?

— Ничего не могу сказать. Мать вроде чувствовала себя виноватой за грубость отца. Приходила к дяде наверх, приносила еду…

— Прекрасно, — заметил я. — Не смею больше задерживать вас. Вы, наверное, работаете…

И указал на пейзаж, стоявший на мольберте. Кстати, насколько я разбираюсь в живописи, с тех пор, как я приходил впервые, к картине никто не прикасался.

— В том-то и дело, что не работаю, — возразила Лида. — Мысль об этой композиции все время беспокоит меня и мешает работать. Я надеялась, что вы поможете мне…

«И я надеялся, что ты поможешь мне, но случилось не так, как хотелось», — сказал я мысленно, а вслух проговорил:

— Беда в том, что наша действительность бедна живописными ситуациями такого рода. Пистолеты, знаете ли, давно изъяты из обихода. Вообще, если хотите послушаться моего совета, возьмитесь за другую тему…

— Ох, вечно оно так, — вздохнула Лида, провожая меня к двери. — Только подумаешь, что нашла хороший сюжет, как обязательно что-нибудь произойдет и собьет тебя с толку…

— Не только у вас так, — успокоил я девушку. — Со мной тоже случаются такие мелочи…

Облегченно вздохнув, я спустился по лестнице и позвонил семейству Сираковых.

После третьего звонка дверь открылась, и из полутемного коридора выплыла апатичная физиономия Сираковой.

— Опять вы? — сонно спросила хозяйка.

— Да, опять я. И снова в час послеобеденного отдыха.

— Это правда. Мы с мужем решили отдохнуть, — чуть приветливее пробормотала Сиракова. — Заходите, я сейчас разбужу его…

— Не стоит, — удержал я женщину. — Не будем прерывать отдых ученого.

После нескольких контузий о мебель в темном коридоре мы оказались в знакомой мне гостиной. Я вежливо отказался сесть и попытался избегать тяжелого взгляда, которым смотрел на меня философ с фотографии.

Повернувшись спиной к реликвии, я спросил у Сираковой:

— Ваш брат не оставлял вам чего-нибудь на сохранение? Заметьте, что такие вещи, как деньги или ценности, меня не интересуют.

— Ничего не оставлял, — ответила женщина грустно. Ее взгляды на вещи и ценности явно расходились с моими. — Когда он доверил мне сундучок, обещал хорошо отблагодарить, а когда я вернула его, ничего не дал. Честное слово… Он только на посулы был щедрым…

— Не о деньгах идет речь, — напомнил я, — а какие-нибудь вещи — документы, пакет?

— Ну, ровно ничего не оставил, — проговорила хозяйка так же тоскливо, думая, наверное, о своем. — «Скоро щедро отблагодарю тебя», — говорил он. Но так я ему и поверила. Он только на словах был щедрым.

Я поспешил исчезнуть, прежде чем проснется ученик Декарта. Итак, ничего определенного. Разве что уменьшился список визитов.

Следующий этап: квартира Танева. Звоню по порядку номеров. Один раз. Никакого ответа. Двойной сигнал. Тот же результат. Три коротких последовательных призыва. На пороге появляется Мими.

— Ну мне просто повезло. Именно вас я и искал.

— Расскажите кому другому, — отвечает Мими, давая мне пройти. — Сначала позвонили к Таневу, потом Вере, а когда никто не открыл, вспомнили обо мне.

О, эти женщины! Ничто не пройдет мимо их внимания.

— Это только для того, чтобы выяснить ситуацию, — объяснил я. — Мне нужны именно вы.

— Вы, случайно, не влюбились? — спросила Мими, провожая меня в свою комнату.

— Почти угадали. Действительно влюбился. Только не в вас…

— Не оправдывайтесь, — перебила Мими. — Я уже говорила вам, что мужчины мне осточертели.

За оливково-зеленой занавеской произошли перемены. Комната казалась значительно более приветливой и даже просторной благодаря тому, что все вещи были расставлены по местам. Из радиолы, насколько я понимаю в музыке, доносились звуки какой-то бразильской самбы.