Лев Корнешов - Зона риска

Остросюжетная повесть о нравственном искании подростков. Молодые герои книги вступают в жизнь сложными путями. Честность и мужество не дают свершиться преступлению, задуманному матерым преступником.

В эти краткие, почти не тронувшие память мгновения Андрей Крылов ничего не ощутил. Ему только показалось, что рушится потолок подъезда, по лестнице которого он поднимался, Потолок был темным и невероятно объемным. Андрей, защищаясь от падающей лавины, от бездонной объемности, выбросил вперед руки, хотя и понимал, что они не удержат, не спасут. А страшно не было. И боли не было. Андрей сделал шаг вперед, стараясь выбраться из окутавшего его мрака, И наступила абсолютная тишина...

Крылов с трудом открыл глаза и удивился — темнота не исчезла, не растаяла. Попробовал повернуть голову, ничего не получилось. Хотел поднять руки — глаза вроде чем-то были прикрыты, надо было снять это непонятное, чтобы лучше видеть. Не удалось, руки не слушались, он лишь беспомощно шевелил пальцами.

«Что это со мной? — подумал Андрей с недоумением. — Неужели потолок в подъезде действительно рухнул?»

Прошло еще какое-то время, и он понял, что лежит в кровати и почему-то прикован к ней тяжелыми цепями. Хотелось их разорвать, отбросить, но не было сил, цепи были крепкими, хотя и казались тонкими, невидимыми, они свинцовой паутиной перекрестили грудь.

Глаза пришлось прикрыть — веки тоже были из свинца. Передохнув, он открыл их снова. Теперь вокруг лежал какой-то серый туман. Смотреть стало легче. Серый туман не раздражал, был легким и прозрачным, в нем все тонуло, теряло очертания. И еще туман был мягким — Андрей это отметил, потому что память сохранила ощущение невероятной, неожиданно свалившейся на него тяжести.

«Значит, обвал был и меня кто-то вытащил», — Андрей пытался связать воедино свои ощущения. Это не удавалось, абсолютная беспомощность угнетала, хотелось, собрав все силы, подняться, выйти из тумана, из неопределенности.

Вокруг стояла звонкая тишина, и в ней чудились далекие раскаты грозы — приглушенной и потому нестрашной. Андрей удивился, что может слышать тишину.

Потом она уплыла в серый туман, и он сообразил, что грозы нет, — это чьи-то шаги. Над ним склонились, Андрей это ощутил. Все вокруг двигалось и перемещалось, и остановить это движение не было сил. Голова была тяжелой, в висках стучало, Андрей даже почувствовал, как глухо ворочается в груди сердце. И еще из глубины памяти выплыло ощущение удара — все вокруг погрузилось в темноту именно после него.

Огромным напряжением воли он все-таки заставил себя всмотреться в неясное пятно на сером фоне. Постепенно пятно проступило, прописалось, как на фотобумаге, если ее бросить в проявитель. Над ним склонилась девушка — он ее не видел, просто угадывал ее присутствие. Девушка строго сказала:

— Закройте глаза. Не пытайтесь двигаться — вам нельзя.

Андрей обрадовался, что слышит ее голос. Ведь так давно он лежал в тишине: и вокруг него и в нем самом тоже была тишина.

Пришла в голову невероятная мысль — он на корабле, потому все раскачивается, и зыбко вокруг, неустойчиво. Только как он очутился здесь и что делает девушка, кто она? Куда плывет корабль, где берега? А может, это бригантина, про которую он так любил петь, и неясные звуки — ветер пружинит поднятые паруса? И кажется, берега недалеко, вспыхивают светлячками, купаются в сером тумане...

...Время двигалось в полусумраке настолько медленно, что стало осязаемым.

Иногда Андрею казалось, что он слышит обрывки чьих-то разговоров. Однажды до него неожиданно ясно донеслось:

— Доктор, когда я могу с ним поговорить? — Это спросили мужским голосом.

— Не знаю. Мы сделали, что могли. Теперь все зависит от него.

— Говорите, — хотел сказать Андрей, но только шевельнул пересохшими губами.

— Мне хотя бы несколько минут... Должны же быть причины?

— Причины?

— После такого ранения он сможет что-нибудь вспомнить? — настаивал мужчина.

— Не надо об этом, Ревмир Иванович, — строго сказала женщина. — Не исключено, что он нас слышит.

Андрей собрал все силы, туман чуть рассеялся. Сквозь его неясные сумерки он увидел себя несколько месяцев назад, ранней весной, на улице Оборонной. Перед этим его вызывал к себе редактор...

Неожиданно Андрей услышал:

— Доктор, он пришел в сознание.

Представьте себе обычную улицу в большом городе. Когда наступает вечер, она заполняется тем своим населением, которое только-только вышло из детства, но еще не перешагнуло порог взрослой жизни. Ребята собираются в группки, говорят возбужденно, громко, смеются, спорят, иногда выясняют отношения. Если бы несколько месяцев назад вы пришли на нашу Оборонную, то, возможно, увидели бы и нас. И рассказ этот — о том, что случилось с нами, с компанией, в которую входили Мишка Мушкетеров, Елка Анчишкина, другие ребята.

Итак, был на Оборонной обычный вечер. Он падал торопливо и бесшумно. Небо быстро темнело, будто кто-то размашисто закрашивал голубое полотно черной краской. Лишь край небосвода, если смотреть вдоль улицы, долго оставался светлым — закат был тихим, спокойным.

Замерцали редкой цепочкой уличные фонари. Засветились окна. Сперва они золотистыми прямоугольниками резко бросались в глаза — два-три на этаже, десяток на громадное, утонувшее в небе здание. Но вскоре уже все дома были в огнях, и окна без света казались странными, будто разрывали длинную цепь из сверкающих огоньков.

Улица у нас красивая, особенно тогда, когда зажигает свои вечерние огни.

На пятачке у перекрестка, где от Оборонной ответвляется Тополиный переулок, появился Мишка Мушкет, он всегда приходил сюда в это время. Еще недавно во всех окрестных дворах его звали Шкетом, но вот, пожалуйста, уже стал Мушкетом — у него фамилия такая: Мушкетеров — и требовал, чтобы его именовали не Мишкой, а Мишелем. Если кто-нибудь из старых приятелей забывался и здоровался по-старому: «Привет, Шкет», Мишка-Мишель деловито пускал в ход кулаки. Своих приближенных он держал в строгости.

Мишка остановился на перекрестке, там, где ларек «Русский квас», всегда закрытый, и лениво осмотрелся. Скоро подгребут приятели, тогда и будет решено, чем заняться. Мишка достал сигареты, похлопал по карманам старенькой блекло-синей куртки — спички забыл. «Дай прикурить», — потянул за рукав прохожего, и, когда тот бросил на ходу: «Не курю», Мишка вяло ругнулся. Прохожий в удивлении остановился, вгляделся в невысокого сутулого паренька, хотел что-то сказать, но только махнул рукой. «То-то», — удовлетворенно пробормотал Мишка, он был хозяином здесь, и пусть бы тот попробовал... Драк Мишель не избегал.