Джек Лондон - Приключение

— Вот приключение, как нельзя более в вашем духе. Поиски золота в стране людоедов.

— Заманчивое заглавие для книги, — промолвила она, — или еще лучше: «Поиски золота в стране охотников за черепами»! — и тираж обеспечен.

— А вы не раскаиваетесь, что сделались плантатором? — поддразнил он ее. — Не интереснее ли было бы принять участие в такой экспедиции?

— Если бы я решилась на это, — сказала она, — то фон Бликс, наверное, не стал бы меня отговаривать от экскурсии на Малаиту.

— Без сомнения. Он был бы даже рад.

— Какое вы составили мнение об этих людях? — спросила она.

— О, старый фон Бликс, это — дельный и в своей области опытный и сведущий человек; а Тюдор — порядочный лоботряс, поверхностный, легкомысленный малый. Доведись мне быть выброшенным на необитаемый остров, я предпочел бы общество фон Бликса.

— Не совсем понимаю вас, — заметила Джен. — Что вы имеете против Тюдора?

— А читали вы роман Броунинга «Последняя герцогиня?» [37] Броунинг — популярнейший в Англии и Америке английский поэт (1812–1889), находившийся под влиянием творчества Шелли. .

Она кивнула головой.

— Так вот Тюдор напоминает мне характером героиню этого романа…

— Но она очаровательна.

— Да, это верно. Но она была женщиной. От мужчины мы вправе ожидать большего — больше самообладания, выдержки, солидарности. Мужчина должен быть более энергичным, настойчивым, хладнокровным. Меня раздражают люди его пошиба. От мужчины требуется больше уравновешенности.

Джен не могла согласиться с его оценкой. Шелдон почувствовал это, и ему стало не по себе. Раньше он заметил, как она оживленно беседовала с молодым гостем. Принимая во внимание оба эти впечатления, он задался вопросом: уж не ревность ли это? Какое ему дело до того: загораются у нее глаза или нет?

С «Марты» спустили вторую шлюпку, и остальная часть малого отряда пристала к берегу. Двенадцать человек экипажа занялись на берегу сколачиванием лодок. Лодок было пять штук, они были чрезвычайно длинные и узкие, с выпуклыми бортами. На каждой лодке было по три весла и по несколько окованных железом шестов.

— Вы, друзья, видно, опытные мастера по части речных разведок, — обратился к плотникам Шелдон.

Один из них сплюнул наземь табачную жвачку и ответил:

— Мы научились этому делу на Аляске. Мы их строим по типу тех лодок, которые ходят на шестах по Юкону. Этот ручей — безделица в сравнении с большими северными реками. Положат в этакий челночек фунтов пятьсот клади, и два человека так быстро погонят его по реке, что вы только руками разведете.

Когда солнце стало садиться, «Марта», спустив флаг и отсалютовав из пушки, снялась с якоря и тронулась в путь.

«Юнион-Джек» закивал на флагштоке Беранды, и Шелдон дал ответный салют из сигнального орудия.

Оставшиеся американцы разбили на дворе палатки и развели костры на берегу, а Тюдор ужинал вместе с Шелдоном и Джен.

Гость, видимо, побывал во всех уголках земного шара и знал все и вся. Польщенный вниманием Джен, он пустился в рассказы о своих многочисленных приключениях. Это был авантюрист высшей марки и, по его собственным словам, он родился на свет из любви к приключениям. Он происходил из древнего рода в Новом Южном Уэльсе; отец его был театральным консулом, родился же он в Германии, где получил начальное образование и откуда вывез свой легкий немецкий акцент. Будучи еще подростком, он отправился со своим отцом в Турцию, а потом сопровождал его в Персию, куда отец его был назначен посланником. Тюдор весь век свой скитался по разным местам. Он очень весело и остроумно рассказывал про свои путешествия, переходил от одного эпизода к другому, и видно было, что он не выдвигал свою собственную роль в них, а рассказывал о своих приключениях только потому, что они и в самом деле были весьма занимательны. Он участвовал в южно-американских восстаниях, побывал на Кубе, был скаутом в Южной Африке, военным корреспондентом в русско-японскую войну. Он разъезжал на собаках в Клондайке, работал на золотых приисках в Поме и издавал газеты в Сан-Франциско. Он был в дружеских отношениях с президентом Соединенных Штатов. Он был своим человеком в аристократических клубах Лондона и европейского континента, и Гранд-Отеля Иокогамы. Он выступал на избирательных собраниях в Невер-Невер. Он охотился на красного зверя в Сиаме, ловил жемчуг в На-Меру, побывал у Толстого, видел представление страстей господних и объездил Анды верхом на муле. Вместе с тем он мог служить живым справочником всех лихорадок Западной Африки.

Шелдон, развалившись в своем портшезе на веранде, пил кофе и внимательно слушал. Вопреки сложившемуся в нем предубеждению, он невольно симпатизировал этому человеку, который пережил столько разнообразных приключений. И все-таки Шелдон чувствовал себя не в своей тарелке. Ему казалось, что рассказчик обращается главным образом к Джен. Он расточал свои слова и улыбки в обе стороны, однако Шелдон прекрасно видел, что если бы они друг с другом остались наедине, то разговор у них имел бы другой колорит.

Тюдор, видя, что его рассказы производят сильное впечатление на Джен, нарочно расписывал свои приключения, стараясь очаровать ее их романтическим характером.

Шелдон следил за ее напряженным вниманием, прислушивался к ее заразительному смеху, к ее вопросам и мимолетным замечаниям и чувствовал, как в груди его вырастает чувство, весьма похожее на любовь.

Хотя Шелдон сохранял при этом известное спокойствие, окрашенное легкой грустью, но иногда им овладевала досада на этого героя, и он взвешивал все время: как велика доля правды в каждом из его рассказов и насколько можно доказать или опровергнуть любое из его утверждений.

Во время одного из этих повествований и как бы согласно замыслу искусного драматурга на сцену появился Утами, чтобы доложить Джен, что в устроенную по ее приказанию западню попался крокодил.

В это время Тюдор закуривал папиросу, и Утами пристально уставился на его лицо, освещенное огнем зажженной спички. Он был до того поражен, что даже забыл рассказать Джен про попавшегося крокодила.

— Хелло, Тюдор! — воскликнул он, протягивая гостю руку и удивляя Шелдона столь непринужденным обхождением.

— Кто ты такой? — спросил Тюдор, пожимая руку полинезийцу. Я не узнаю тебя.

— Я Утами.

— Утами? Но я, друг мой, не помню, где же мы с тобой встречались?

— И вы не помните про «Гуахин»? — произнес Утами с оттенком укоризны. — Не помните наше последнее плавание на «Гуахине?»

Тюдор с жаром схватил опять руку таитянина и крепко, сердечно пожал ее:

— Из всей нашей партии уцелел один только канак [38] Канак — туземец Сандвичевых островов. Джо, — сказал он. — Черт возьми, как я рад тебя видеть! Но я не знал твоего нового имени.