Виталий Мелентьев - Искатель. 1972. Выпуск №5

— Кто скажет мне, что учиться этому необходимо?

— Как это понимать?

— Любой предмет мы ощущаем с двух сторон. Ты можешь вспомнить, что в тайнике, раскрытом при твоей сестре, нашлись не только чертежи, но и готовое оборудование корабля. Того же надо ожидать и в тайнике распада. Узнай, что ни твоей сестры, ни ее спутников не останется на Земле, Совет Любви и Заботы вызвал бы их на Map.

— Но, кроме них, на Земле живут люди, совсем такие же, как мы! Не группу мариан, открывших их, хотели мы спасать, а тех, кто подобен нам разумом!

— Увы, — вздохнула Мона Тихая. — Земных животных, лишь внешне схожих с нами, нельзя признать разумными. Спасение их от катастрофы лишь позволит им самим вызвать в грядущем подобную катастрофу.

— Позор! — закричал Кир Яркий. — Не верю, чтобы так могла говорить Первая Мать Совета Любви и Заботы! К кому любовь? О ком забота?

Мона Тихая словно слилась со сталагмитом, о который оперлась. Черты ее стали недвижны.

— Только Мать и может извинить твои слова.

— Юность, юность! — кричал Кир Яркий, размахивая руками. — Почему я родился на этой планете глубинных нор? Лучше бы мне погибнуть на берегу безмерного сверкающего моря среди себе подобных, простирающих руки к огромному слепящему солнцу, чем прозябать здесь в затхлой глубине, где бескрылы мысли и бездумны запреты!

— Запрет опасных знаний — забота о грядущем. Потому и существует раса мариан, став непохожей на фаэтов.

— Убогое племя, лишенное знаний, которые открыли бы им весь мир! Истина не в запрете, а в служении Знания благу Жизни.

— Слова, подобные шуршанью камня, сорвавшегося с высоты.

— Пусть я сорвусь, но скажу, что Великий Старец ошибся, по крайней мере, дважды.

Мона Тихая укоризненно покачала головой:

— Даже Великий Старец?

— Да. В первый раз, когда открыл всем тайну распада вещества, надеясь страхом примирить безумных. Второй же раз, когда, поняв свое бессилие, напуганный трагедией Фаэны, он отшатнулся от Света Знания, навечно запретив искать его.

— Ты жарко говоришь, но убедить меня не сможешь.

— Тогда пусть сын твой с Земли скажет об этом!

Это слово с Земли было получено Советом Матерей и потрясло мариан до глубины души. Три марианина и три марианки, претерпевшие столько испытаний и узнавшие людей о самых плохих сторон, наотрез отказались возвращаться на Map, требуя изменений орбиты Лya, как было договорено перед их отлетом.

Моне Тихой пришлось сдаться. Этому способствовал еще и упрек Лады Луа, которая напомнила, что если у нее на Земле — дочь Эра, то у Первой Матери там и сын и дочь. И если Первая Мать хочет быть матерью всем марианам, то прежде всего должна показать себя матерью своих детей.

И вот Кир Яркий бросил ей в лицо:

— Я обвиняю!

Он не знал, что в тайнике не было устройства распада вещества. Последние заряды, которыми располагали фаэты, обитавшие на космических базах близ Фобо и Деймо, были использованы ими в попытках уничтожить друг друга.

Солнце едва поднялось над горизонтом. Его косые лучи отбросили на утрамбованную желтую почву непомерно длинную тень новых «священных ворот». Она достигала крайнего строения Храма Знания Каласасава.

Это было знаком начала брачной церемонии.

Пышное шествие возглавляли жрецы Знания, последователи Тиу Хаунака. Они были одеты в яркие одежды и шли попарно — один в цветастом головном уборе из перьев птиц, а другой в маске ягуара, вождя зверей.

Закинув головы назад, словно наблюдая небо, они взбирались по крутой тропе и пели странную песню, которую любила когда-то петь Има. Голоса их то взвивались ввысь звенящими руладами, то падали до рокота сердитых волн.

За ними в строгом молчании шествовали воины в куртках из чешуйчатой кожи гигантских водных ящериц, с нарукавниками из витых металлических спиралей. На головах у них были шлемы из той же кожи, прошитой металлическими прутьями, разрубить которые деревянными мечами с абсидиановыми остриями даже воинам далекой Толлы было невозможно. В руках они держали мечи черного металла, выплавлять который научили инков сыны Солнца.

Потом шли поющие женщины в длинных нарядах, другие, почти нагие, плясали под их пение.

И наконец, в окружении виднейших инков шли новобрачные. Он был одет в пышные одежды, на ней только шкура ягуара за плечами.

Он шел, гордо расправив плечи, выпятив грудь, она — понуро опустив голову, украшенную цветами, скрывающими отсутствие волос.

Процессия огибала Ворота Солнца с обеих сторон, и только новобрачные шли прямо на них.

Жрецы Знания и воины выстроились шеренгами возле проема ворот, ожидая, когда новобрачные своими силуэтами закроют в Воротах взошедшее Солнце.

Проем был узким, и новобрачным понадобилось тесно прижаться друг к другу, чтобы пройти через него.

Крик жрецов и воинов подхватили женщины, стоявшие по другую сторону ворот.

Супружеская пара, «освященная самим Солнцем», ступила на утрамбованную золотистую землю.

Теперь горбоносое лицо Тиу Хаунака излучало радость, как солнечный свет, который он словно впитал, проходя сквозь Ворота. После сока гаямачи он обрел новую жизнь!

Только полная замена свертывающейся крови могла бы спасти отравленных соком гаямачи Эру и Тиу Хаунака.

Я видел страдальческие глаза прощавшейся со мной Эры Лya. Рядом умирал Тиу Хаунак.

Серьезным отличием мариан от людей была особенность их крови. Они не могли обмениваться ею еще между собой. Но мариане давно научились передавать кровь друг другу.

Друзья поняли меня тогда без слов.

Эру положили на возвышении. Рука ее свисала, из вскрытой вены на пол стекала струйка густой темной жидкости.

Другую ее руку я сжимал в своей. Гиго Гант держал меня на руках, чтобы я находился выше лежащей Эры.

Я чувствовал, как постепенно слабею, но невыразимое наслаждение наполнило меня. Эра стала родной и близкой.

Будто издали доносился голос Имы, которой отец в знак горя и позора отсек топором роскошные огненные волосы. Сейчас она настаивала, чтобы для спасения Эры вскрыли не мою, а ее вену.

Ива объяснила ей, что таким образом человек способен спасти лишь человека, но не пришельца с другой звезды.

Тогда Има с отцом и Чичкаланом поспешила на ту половину дома, где умирал Тиу Хаунак.

Последнее, что я видел перед обмороком, — это красное море на каменном желтом полу с причудливым багровым заливом, напоминавшим наш Тики-Така в час заката, если смотреть на него с горы.

Когда Нот Кри с Ивой убедились, что я без сознания, а Эра вне опасности, они уложили меня на ее место, и второй раз в жизни Нот Кри отдал мне часть своей крови.