Николай Романов - Встреча с границей

Когда стали подходить к военному городку, старшина вдруг оживился и громко крикнул:

— Кто хорошо поет?

— Козловский, — подсказал кто-то из замыкающих.

— А ну, Козловский, запевай! — скомандовал старшина.

Все дружно захохотали.

Над массивными воротами было натянуто красное полотнище с приветливой надписью: «Добро пожаловать, молодые пограничники!» Двор... нет, не двор, а огромный парк, сказочное царство зелени! Веером расходившиеся аллеи окаймлены могучими тополями. Густые кроны деревьев заслонили небо. Повеяло прохладой. После голой, выцветшей земли, жары и пыли наступило такое блаженство, что мы, забыв о строе, дышали шумно, глубоко, словно бегуны, преодолевшие утомительную дистанцию.

Нас вели мимо одноэтажного здания, как я определил, штаба пограничного отряда. Вход в него оберегали каменные львы на высоких постаментах. Собственно, они сейчас только очень отдаленно напоминали фигуры львов. Когда-то каждый из них, видимо, был с открытой пастью, но от многократного подновления рты зверей надежно залепили краской. И теперь было трудно определить, каким ископаемым принадлежали эти головы.

Но вот мы оказались на футбольном поле. И как только первая пара вступила на беговую дорожку, неожиданно ударил гром духового оркестра. Играл он не очень стройно, на высоких нотах давал «петуха», но к барабану все-таки можно было подладиться. Поравнявшись с трибуной, на которой стояли офицеры, старшина скомандовал: «Стой!» Но направляющие, а за ними еще несколько пар, не расслышав команды, продолжали двигаться вперед. Старшина четким шагом подошел к трибуне, доложил о прибытии. Стоявший впереди всех офицер приложил руку к козырьку:

— Здравствуйте, товарищи пограничники!

В ответ со всех сторон посыпалось горохом: «Здорово!», «Здравия желаем!», «Привет!»

И только тут в главном начальнике я признал Павла Корнилова. Мне захотелось крикнуть, рвануться к трибуне, изо всех сил тряхнуть руку полковника. Но я не двинулся с места. Теперь мы были уже не просто земляками, а подчиненными, пограничниками. Правда, чтобы назвать такую некалиброванную армию пограничной, надо иметь большое воображение.

Мы ожидали митинга. Но полковник спустился вниз и, к ужасу старшины Аверчука, с трудом выстроившего нас в две шеренги, загнул фланги, а сам встал в центре.

— Ну как доехали, товарищи?

— С песнями.

— Хорошо! — одобрил начальник отряда. — Больных нет?

— Больные есть? — переспросил старшина громовым голосом.

— Больных нет, а голодных много! — крикнул развязно Петька Стручков, должно быть специально, чтобы-обратить на себя внимание.

— Вот это деловой разговор. Узнаю настоящих пограничников, — пошутил полковник. — Товарищ старшина, обед будет?

— Так точно! В четырнадцать ноль-ноль!

Полковник взглянул на часы, притушил набежавшую улыбку.

— Значит, в нашем распоряжении десять минут. Тогда я буду краток. Все ивановские, все окают, как я?

— Все.

— Вот урожай на земляков! Не знаю, как вам, а мне приятно. Тоже ведь из иваново-вознесенских. — Ребята одобрительно загудели. — Если не возражаете, сегодня же напишем в ваши райкомы комсомола, военкоматы, на предприятия, в колхозы: доехали, мол, хорошо, с песнями, настроение боевое, сразу про обед начали спрашивать.

Шутка понравилась. Полковник выждал, когда установится тишина.

— Одной перепиской не будем ограничиваться. Через какое-то время попросим приехать, лично убедиться, как земляки начали службу пограничную. Согласны? Значит, считаем, что договорились. Комсомольцев много? — Начальник отряда оглядел изогнутые шеренги. — Смотрите, как дружно голосуют! Про текстильщиков не спрашиваю. А шоферы, трактористы есть?

— Есть!

— Связисты, радисты?

— Имеются.

— А печники, шорники?.. Вот беда, вымирающие профессии.

— Расскажите, какая тут граница? — нетерпеливо спросил мой однофамилец Иванов, тряхнув чубом.

— Трудная. Хилые душой не выдерживают. Начинают ныть, запасаться всякими справками о болезнях бабушек и дедушек. Но я полагаю, что к ивановским это не относится? А вообще границу лучше увидеть, чем услышать о ней на словах. Не горюйте, скоро посмотрите. Тогда наш разговор будет предметнее.

Старшина больше уж не пытался нас построить, а так толпой и повел в столовую. На часах, было ровно четырнадцать ноль-ноль.

В первый день мы не могли порадовать старшину своей выправкой. Но и второй день не принес ему радости. На вновь прибывших надо было дать в склад заявку на обмундирование.

— Ну скажи на милость, какую для тебя ростовку заказать? — косил Аверчук взглядом по длинной фигуре Стручкова. — В деревне небось каланчой звали?

— Я думал, в армии обращаются на «вы», — обиделся Петька.

— До армии надо еще карантин пройти. По росту пятый, но тогда все будет болтаться, как на суку.

— Можно перешить.

— Во-во, специальное ателье для тебя организую. А голова сколько?

— Как это «сколько»? — не понял Стручков.

— А ну обмерь! — скомандовал Аверчук сержанту, вносившему отправные данные в список.

— Сорок девять сантиметров.

— Вот это гвардия! Моему Витьке Шестой год, и то пятидесятый носит.

В довершение всего в команде оказалось три Ивановых. Старшина Аверчук построил нас отдельно.

— Ты будешь первым, — обратился он ко мне, — ты — вторым, ты — третьим. Понятно?

— Можно ведь по имени, — отозвался чубатый Иванов, с которым мы ехали на одной автомашине.

— Все можно. Построим на вечернюю перекличку, я и начну величать: Иван Петрович Иванов, Яков Сидорович Иванов, Иван Иванович Иванов. Комедия!

Итак, волей старшины Аверчука, я стал «первым». Но на душе у Иванова-первого было паршиво. Почему полковник не подошел к нам, не поздоровался, не поинтересовался, что делается на родине, не спросил даже про брата-тракториста? Неужели не узнал? Ну пусть я и Ванюха — мы стояли во второй шеренге. Но как не обратить внимания на Стручкова, голова которого торчала над всеми, словно подсолнух среди гороха! Мне было неловко смотреть в глаза товарищам. Ванюха понимающе отворачивался.

Петька язвил:

— Напрасны ваши совершенства! Не признал полковник «комсомольское руководство». В Володятине разыгрывал простачка, а здесь — начальство, шестом головы не достанешь.

«Может быть, не только полковник, но и его дочка здесь другая?» — думал я, забравшись на кровать во втором ярусе.

По-другому я представлял себе эту встречу. Люба в первый же вечер разыщет меня, уведет в самую темную аллею, закидает вопросами: как там наше село, наша речка, лес. Посмеемся, вспомнив ночевку на деревьях, разговор с Митькой Необутым. Люба и у нас в Володятине чувствовала себя хозяйкой, воображаю, как она развернется здесь. Конечно, в первую очереди захочет показать местные достопримечательности: горное озеро, снежные вершины. Запланирует походы, экскурсии, вылазки...