Николай Далекий - Не открывая лица

Мысли Маураха снова вернулись к Эльзе. Он вспомнил крестик на золотой цепочке, изящные швейцарские часики, браслет из дутого золота, прическу “гретхен”, маникюр, флакон французских духов, изящный тонкий носовой платок. Кому из русских доступно все это сейчас? А корзинка с провизией! Хитрый староста расщедрился так потому, что Эльза в его глазах — большое начальство, богатая наследница, немка, и он решил заранее заручиться ее расположением.

Поезд мчался темной заснеженной степью. “Однако где же Эльза?” — подумал с беспокойством Маурах. Он вскочил на ноги и вышел в коридор. Дверь в туалетную комнату была закрыта. В тамбуре пританцовывал озябший солдат.

— Никто не выходил? — тихо спросил гестаповец.

Солдат отрицательно покачал головой.

Маурах приложил ухо к двери туалетной комнаты — тихо. Он постучал.

— Эльза! Что с вами, Эльза?!

Ответа не было. И вдруг Маурах ощутил, что ему в лицо сверху, из щели над неплотно пригнанной дверью, бьет тонкая струя морозного воздуха. Внезапное подозрение кольнуло его в сердце. Он бросился к проводнику.

— Ключ!!

Перепуганный старик понял офицера по его жесту и трясущейся рукой подал ключ. Маурах отпер замок и дернул ручку. Дверь пружинила, но не поддавалась. Было похоже, что кто-то удерживал ее изнутри.

— Эльза! — с отчаянием крикнул гестаповец и налег на дверь плечом.

Никакого отзвука. Гестаповец выхватил пистолет, отшатнулся и ожесточенно, не щадя своего тщедушного тела, ударился о дверь. Послышался треск. Маурах нанес второй удар и вслед за открывшейся дверью ввалился в уборную. Тут никого не было, в черный прямоугольник открытого окна сильной струей врывался ветер с редкими снежинками.

“Ушла!” — как грохот поезда, пронеслось в голове гестаповца. — Спрыгнуть? Остановить поезд? Перевернуть все вверх дном на станции, разыскать, достать ее из-под земли? Поздно! За остановку эшелона, везущего солдат на фронт, отдадут под суд. Он в глупейшем положении, у него нет никаких доказательств, что это была советская разведчица. Докажи начальству! Сколько времени прошло с того момента, как поезд тронулся? Не менее десяти минут. Они отъехали уже далеко от станции. Ушла…

Эльза исчезла. Этот факт не мог вызвать никаких сомнений. Но Маураху страстно захотелось не поверить своим глазам, не послушаться голоса рассудка. Он ошибся! Ведь бывают же такие ошибки, галлюцинации. Эльза, как ни в чем не бывало, спит у себя на полке или спряталась, дурачит его, противная девчонка. Гестаповец оглянулся и увидел стоящего с фонарем проводника. Лицо старика было бледно, губы тряслись. Нет, он не ошибся — совершилось нечто чудовищное, ужасное, непоправимое.

Гестаповец взял у старика фонарь и осветил уборную. На полу лежал ломик, которым проводник скалывал лед со ступенек вагона, швабра с длинной сломанной ручкой (ею была подперта дверь изнутри), сорванная ломиком узкая планка, закреплявшая окно на зимнее время в неподвижном положении. Маурах закрыл дверь на ключ и, знаком приказав старику молчать, поспешил в свое купе.

Прежде всего он еще раз тщательно проверил содержимое портфеля. Все на месте. Эльза не взяла ничего. Ей было не до этого. Еще бы! Она спасала свою шкуру. Маурах осветил фонариком пустую полку Эльзы, пощупал ее мягкий, казалось, еще сохранивший девичье тепло платок, порылся в корзинке, вынув оттуда свою банку консервов, и даже заглянул под лавку, обшаривая лучом фонарика пол и стенки.

Самообладание вернулось к Маураху. Итак, в чем, собственно, его могут обвинить? Он упустил девчонку, выпрыгнувшую на ходу поезда в окно уборной. С какой целью села она в этот поезд? С какой целью выпрыгнула? Никому это не известно. Кто пригласил ее в купе? Тупоголовые летчики, которые дрыхнут теперь сном праведников. Так в чем же виноват обер-лейтенант Герман Маурах? Ему поручили следить за Эльзой? Нет. Это он сделал по собственной инициативе. В конце концов: кто он в данную минуту? Простой пассажир, офицер, командированный на новое место службы. Проверка документов — дело коменданта эшелона. Если он знает свои обязанности, то должен был послать к черту какого-то сующего нос не в свое дело обер-лейтенанта и потребовать у девушки документы. Опять-таки, за чем следил поставленный в тамбуре часовой? “Простите, господин капитан, это был не мой, а ваш часовой”.

Рассуждая таким образом и придумывая всякие доводы в свое оправдание, гестаповец вернулся к проводнику, все еще находившемуся в маленьком помещении между коридором вагона и тамбуром. Маурах открыл дверь и приказал убрать с пола обломки. После этого он внимательно осмотрел подоконник и только тут заметил на кривом гвоздике, которым была прибита сорванная планка, маленький, окровавленный клочок овчины, “с мясом” вырванный из полушубка. Немного размазанной крови виднелось и на раме окна.

Гестаповец не подумал о том, каким удивительным мужеством должен был обладать человек, решившийся на такой отчаянный прыжок, и что породило в нем это мужество. Нет, об этом он не думал. К горлу Маураха снова подступал клубок бессильной ярости, ему хотелось выхватить пистолет и выпустить всю обойму, стреляя в открытое окно, в темную, холодную украинскую степь, куда-то туда, где скрылась вырвавшаяся из его рук отважная советская девушка.

Такое бессильное чувство ярости испытывает жестокий, бессердечный птицелов, заключивший после долгой охоты в клетку редкостную пташку, а на утро обнаруживший клетку пустой и увидевший прилипшее к прутику приоткрытой решетчатой дверцы маленькое окровавленное перышко — единственную памятку, оставленную его былой пленницей.

Тут смятенную душу гестаповца осенила мысль, почему-то раньше не пришедшая ему в голову. Оказывается, при всех крайне неприятных обстоятельствах он все же остался в крупном выигрыше. Имеется телеграмма, написанная рукой Эльзы, пистолет, отобранный у нее, и, наконец, главное, — три великолепных снимка: обаятельная Эльза, советская разведчица, держит под руки двух остолопов-летчиков, умеющих только швырять с поднебесья свои бомбы и лакать спиртное.

Он расскажет начальству все (нет, далеко не все, а только то, что выставит его в выгодном свете). Фотография Эльзы, конечно, уже без летчиков, будет размножена в нескольких сотнях экземпляров и разослана с секретным предписанием во все концы. Эльза, если она спрыгнула удачно, не сквозь землю провалилась. Она обязательно где-нибудь появится, вынырнет и начнет рассказывать сказки о своем дедушке или что-либо в этом роде. Тут-то Эльзу и сцапают. А затем ей придется еще раз встретиться с господином обер-лейтенантом. Он-то будет рад этой встрече…

Маурах вернулся в купе. Фотоаппарат и пистолет, отданный Эльзой ему на хранение, лежали в надежном месте — под его подушкой. Гестаповец приподнял подушку, включил фонарик и обомлел. Под подушкой ничего не оказалось.