Алексей Азаров - Искатель. 1973. Выпуск №3

Марсиане получили земную воду, марсиане дышат воздухом под собственным небом!

Так разве не лучше ли было хоть сто лет подряд слать с Земли в космос ракеты Жизни вместо того, чтобы за сто минут погубить ракетами Смерти всю жизнь на Земле или даже уничтожить всю планету, как былую Фаэну?

Не так ли, Даль? Не так ли, Мада? Не так ли, Аве? Не так ли, Эра?

Но только Даль отвечает мне:

— Прав, тысячу раз прав один из наших видных ученых, говоря, что «нельзя допустить, чтобы люди направляли на свое собственное уничтожение те силы природы, которые они сумели открыть и покорить».

Никто из резвящихся в воде марсианских ребят не знал ни о Жолио-Кюри, ни об этих его словах, но новую радость жизни подарили им люди, понявшие, чему должны служить знания!

И я с этими людьми всей душой до того самого мига, когда рядом с Эрой займу свое место в межзвездном мавзолее.

Дай руку мне, Даль! Мы — братья!

Надеюсь, вы, господин Менжинский, объясните мне причину ареста, — возбужденно сказал смуглолицый, с ястребиным носом человек, одетый в новенький английский френч с накладными карманами и щегольскими, тисненой кожи пуговицами.

— Вас никто не арестовывал, Раздолин, — ответил Вячеслав Рудольфович и придвинул к себе папку. — Вас просто пригласили на беседу ко мне.

— Не так-то просто отличить арест от приглашения на беседу к председателю ОГПУ, — криво усмехнулся Раздолин, усаживаясь возле стола.

— А между тем здесь существенная разница. При аресте мы должны предъявить вам конкретное обвинение, а в беседе достаточно ответов на некоторые вопросы.

— Чем я обязан такому высокому вниманию?

«Так вот ты какой, бывший войсковой старшина Раздолин», — думал Менжинский, внимательно глядя на сидевшего перед ним человека.

Они встретились впервые, но заочно знали друг друга давно. В девятнадцатом году бывший войсковой старшина был связным между подпольным кадетским «Центром», готовившим заговор против Советов, и деникинской разведкой полковника Хартулари. Тогда Раздолин сумел ускользнуть от чекистов, от особоуполномоченного ВЧК Менжинского…

И вот теперь Раздолин снова появился на советской земле. Легально, на законных основаниях.

Раздолин изо всех сил пытался напустить на себя равнодушный вид. Но в его круглых, с рысьей желтизной глазах то вспыхивали, то потухали тревожные огоньки. В просторном кабинете председателя ОГПУ он чувствовал себя явно неуютно.

— Я прибыл в Россию… — заговорил Раздолин, чтобы разрядить молчание.

— В СССР, господин Раздолин…

— Хорошо… В Союз Советских Социалистических Республик, если вам угодно официальное наименование.

— Угодно, господин Раздолин, потому что оно соответствует действительному положению вещей. Есть СССР, а той России, которая существует в вашем воображении, давно уже нет.

— Я прибыл, как вам известно, по законной и официальной визе с деловым предложением, господин Менжинский. Я хочу получить концессию. Хочу продать вам хлеб, машины, продовольствие. Вы ведь нуждаетесь в этом.

— Да, нуждаемся… Особенно в машинах. В стали, в прокате, в рельсах и паровозах. Но не пытайтесь уверять меня в ваших добрых намерениях, господин Раздолин. Все, что дают по концессионным договорам, приносит прибыль дающим.

— Естественный деловой оборот.

— Естественный, — улыбнулся Менжинский и пристально вгляделся в собеседника.

— Поверьте, я давно отошел от политики. Теперь я простой коммерсант… Я не могу сказать, что симпатизирую Советам, господин Менжинский. Но поймите, когда деловой человек приезжает с предложением вложить капиталы, он рассматривает вас как устойчивого и платежеспособного контрагента…

— Что ж, резонно и доказательно, — согласился Менжинский, помешивая ложечкой остывший чай в стакане.

Ему было ясно, что сейчас Раздолин говорит правду. Менжинский знал, что деньгами его собеседник распоряжается лишь по доверенности жены — вручив беглому войсковому старшине перезрелую, засидевшуюся в девицах дочь Альбиона, ее дядюшка, английский банкир Гольфсмит, не дал мужу права распоряжаться приданым жены. Это было оговорено особым пунктом брачного контракта. И конечно, Раздолин был очень заинтересован в заключении концессионного договора на приличный кусок ставропольской степи, где он намеревался организовать конный завод. Такой договор ему бы очень помог в отношениях с прижимистым и крайне несговорчивым Гольфсмитом.

— Соблаговолите ответить, господин простой коммерсант, для какой надобности вам потребовалось перед приездом к нам посетить в Париже великого князя Николая Николаевича?

С минуту помедлив, Раздолин ответил:

— Я получил от князя письменное приглашение встретиться, чтобы поговорить о сотрудничестве. Отказаться я не мог, господин Менжинский.

— Как же прошли ваши переговоры?

— Я еще раз убедился, что сотрудничество с князем невозможно. Притязания его высочества на монарший престол смахивают на опереточный фарс…

Окопавшийся в Париже великий князь Николай Николаевич и в самом деле до сих пор не оставлял мечты о возвращении престола Романовых. Его отнюдь не смущало, что престол этот находится в некотором отдалении от его особы и представляет уже исторический экспонат. Порфироносным мечтаниям беглого князя можно было бы и не придавать особого значения. Но эти устремления подкреплялись силой «Российского общевоинского союза», где заправлял ставленник Николая Николаевича генерал Кутепов. У «союза» была армия в несколько десятков тысяч человек, «военная академия» и даже собственные «высшие полицейские курсы». Во всех странах, граничащих с СССР, «союз» имел свои «представительства», проводившие открыто и тайно активную контрреволюционную работу против СССР.

— Странно слышать от вас подобную оценку усилий великого князя. Ведь вы же в свое время состояли в его свите.

— Да… Был у его высочества адъютантом. Но к моему приезду сюда это не имеет никакого отношения, господин Менжинский. Вы знаете, что в эмиграции я не пошел на поклон ни к Врангелю, ни к Кутепову. Не стал наниматься на службу, не влезал в долги, не продавал ни совести, ни имущества…

— Имущества тогда у вас уже не было, Раздолин, — усмехнулся Менжинский и раскрыл лежащую перед ним папку. — Остатки капиталов вы вложили в крайне невыгодное предприятие. Ассигновали на нужды московского кадетского «Центра».

Раздолин нервно шевельнулся, изо всех сил удерживаясь от желания заглянуть в папку, которую не спеша перелистывал Менжинский.