Майн Рид - Квартеронка

— А если ей не удастся? — пробормотал он про себя, но настолько громко, что я расслышал. — Если она не найдет бумаг, тогда и она жестоко поплатится. Это рискованно! Может быть, лучше не пробовать?..

— Сударь, о чем это вы? — перебил я его.

— Ax, да… Простите! Я думал об одном деле… Но не важно. Не лучше ли нам вернуться? Мне холодно. Я озяб среди этих мрачных могильных плит и памятников.

Вид у него был смущенный, словно он невольно высказал вслух свои затаенные мысли.

Хотя меня и удивили его слова, я не счел возможным требовать объяснения и молча поднялся. Я совсем пал духом. Видимо, он не в силах мне помочь.

И тут у меня вдруг мелькнула мысль, сулившая надежду, вернее — слабый отблеск надежды. Я поделился ею со своим спутником.

— У меня есть эти сто долларов, — сказал я. — Для покупки Авроры это все равно что ничего. Не попытать ли мне счастья за зеленым столом? Все-таки какой-то шанс.

— Боюсь, это бесполезно. Вы проиграете, как уже проиграли.

— Это еще неизвестно. У меня столько же шансов проиграть, как и выиграть. Совершенно необязательно садиться играть с профессиональными картежниками, как на пароходе. В Новом Орлеане достаточно игорных домов, где процветает чистый азарт: фараон, кости, лото, рулетка — выбор богатый. Счастье здесь зависит от того, как ляжет карта или упадет кость. А это дело случая. Ну как, сударь? Что вы мне посоветуете?

— Вы правы, — ответил он. — Здесь все зависит от удачи. И можно надеяться на выигрыш. Если даже вы проиграете, это ничего не изменит в отношении завтрашнего дня. Зато если выиграете…

— Вот-вот!.. Если я выиграю…

— В таком случае, нельзя медлить ни минуты. Уже поздно. Игорные дома давно открыты. Игра сейчас в самом разгаре. Пойдемте!

— Вы пойдете со мной? Благодарю, д'Отвиль! Благодарю!

И мы торопливо зашагали по дорожке, ведущей к выходу, и, очутившись за воротами кладбища, повернули к городу.

Мы направились к тому самому месту, откуда начали свою прогулку, — к рю Сен-Луи, ибо по соседству с ней сосредоточены крупнейшие игорные притоны Нового Орлеана.

Разыскать их было нетрудно: в ту пору им не приходилось скрываться. Страсть к азартным играм, унаследованная креолами от основателей города, была слишком распространена, чтобы полиция могла с ней бороться. Муниципальные власти американского квартала, правда, предприняли кое-какие шаги для пресечения этого зла, но законы их не распространялись по ту сторону Кэнел-стрит, а у креольской полиции были на сей счет совершенно другие взгляды и другие инструкции. Во французском предместье азартная игра не почиталась преступлением, игорные дома содержались открыто и с благословения властей.

Проходя по рю Конти, или Сен-Луи, или по рю Бурбон, вы не преминули бы заметить большие позолоченные фонари с надписями: «Фараон», «Крапе», «Лото» или «Рулетка» — диковинные слова для непосвященных, но хорошо понятные тем, на чьей обязанности лежало следить за порядком на улицах «Первого муниципалитета». Скоро мы очутились перед входом в одно из таких заведений, фонарь которого недвусмысленно оповещал, что здесь играют в фараон.

Этот притон попался нам первым, и мы без колебаний вошли туда.

Когда мы поднялись по широкой лестнице, нас остановил какой-то субъект в бакенбардах, не то швейцар, не то слуга. Я ожидал, что он потребует с нас плату за вход. Но я ошибся: вход был свободный. Нас остановили, чтобы отобрать оружие, а взамен выдали квитанции, по которым, уходя, мы могли получить его обратно. Швейцар вставлял отобранное оружие в гнезда специально для этого предназначенной полки в углу прихожей и, судя по количеству торчащих пистолетных прикладов, черенков охотничьих ножей и рукоятей кинжалов, успел обезоружить уже немало народу.

Вся эта процедура весьма напоминала знакомую всем картину сдачи на хранение зонтов и тросточек в гардеробе музея или галереи. Впрочем, благодаря этой разумной предосторожности удавалось предотвратить немало кровопролитий за игорным столом.

Мы отдали свое оружие: я — пару пистолетов, а мой спутник — маленький серебряный кинжал. На них наклеили этикетки, дубликаты которых выдали нам на руки, после чего нас наконец допустили в зал.

Страсть к игре широко распространена. Каждая нация в большей или меньшей степени подвержена ей, и каждый народ, цивилизованный или дикий, играет в свою игру, будь то вист и криббидж в фешенебельных клубах Лондона или «орлянка» и «чет и нечет» в пустынных прериях.

Добродетельная Англия почитает себя свободной от этого порока. И брюзжащий путешественник-англичанин не прочь кинуть камешек в огород со— седа. Французов, немцев, испанцев, мексиканцев — всех поочередно обвиняет он в чрезмерном пристрастии к азартным играм. Но это лицемерие и ханжество! В добродетельной Англии азарт процветает сильнее, чем в любой другой стране. Я не говорю уж о картежной игре в окрестностях Пикадилли. Поезжайте-ка в Эпсом на скачки в день дерби — там вы получите истинное представление о масштабах азартных игр в Англии, потому что иначе как азартом, и притом азартом самого низкого пошиба, это зрелище не назовешь. Пусть не толкуют о благородном спорте, о любви к лошадям, этим прекраснейшим из всех животных. Вздор! Какое уж там благородство! Могут ли испитые, обшарпанные плуты, которые тысячами и десятками тысяч стекаются на скачки в сопровождении распутных своих подруг, иметь какое-то понятие о красоте и благородстве! Из всех живых существ на ипподроме благородна одна только лошадь, и нет ничего более подлого, чем то, что ее окружает.

Нет, добродетельная Англия! Не тебе служить в этом примером для других наций. И ты не без греха, что бы ты ни утверждала. Ни у одного народа, смею уверить, нет такого полчища азартных игроков, как у тебя, и как бы ни был благороден скаковой спорт, твои игроки — самая жалкая, пресмыкающаяся и гнусная разновидность игроков из всех существующих на свете. Есть что-то донельзя низменное в нравах и повадках с виду вечно голодных стервятников, которые с продранными локтями и в стоптанных башмаках маячат на углах Ковентри-стрит и Хей-маркета, шныряя из кабака к букмекеру note 25 Note25 Букмекер — лицо, собирающее и записывающее денежные заклады от публики на конских состязаниях. и от букмекера в кабак. По сравнению с ними смелый игрок в кости представляется почти благородной личностью. Беспечный испанец, вытряхивающий свои последние унции золота ради одного броска костей, или мексиканский игрок в монте, ставящий на карту золотые дублоны, в какой-то степени облагорожены смелостью и риском. У них азарт — подлинная страсть, их привлекают сильные ощущения: но Браун, и Смит, и Джонс не вправе ссылаться на страсть — у них нет за душой даже этого.