Виктор Вучетич - Передайте в «Центр»

— Он, кровопиец, изверг проклятый… Я только голос услышала, поняла: он, мучитель… — она всхлипнула.

— Успокойтесь, не надо плакать. Видите, как нам с врагами приходится вежливо разговаривать? Надо всю правду выяснить, все узнать. Я бы и сам пристрелил его на месте, но не имею никакого права. От того, скажет он правду или нет, зависит жизнь многих наших бойцов, советских людей. Успокойтесь, а я вас потом позову.

Дзукаев вернулся и подошел к окну. Дубинский задал очередной вопрос:

— Значит, вы утверждаете, что только в этой “норе” ночевали, а других у вас не было?

— Нет, не было.

— Скажите, Сидоров, — спросил Дзукаев, — как вы считаете, в этом городе нет никого, кто мог бы подтвердить, что вы являетесь именно тем самым Сидоровым Сидором Ивановичем, за которого себя выдаете и уже целый час врете нам?

Тарантаев, отметил майор, после этих слов слегка изменился в лице. Глаза его забегали, он даже привстать хотел, обернуться, но расслабился и буркнул под нос:

— Раз вы не верите, ничего больше не скажу.

— И не говорите, — участливо вздохнул Дзукаев. — Военный трибунал тоже долго спрашивать не будет. Рацию у вас обнаружили, в советского офицера, это в меня, — он показал забинтованную левую руку, — стреляли, чего еще надо? Как считаете, товарищ следователь, — Дзукаев обернулся к Дубинскому, — достаточно?

— Думаю, вполне, товарищ старший следователь.

— Не имеете права! — хрипло выкрикнул Тарантаев. — Нет у вас никаких доказательств! Нарочно все выдумали, чтоб меня к стенке подвести!

Дзукаев кивнул Дубинскому на дверь, и тот вышел.

— А что же нам остается делать? Вы не хотите себя назвать правильно? — он увидел вошедших Дубинского и Колю. — Обернитесь, Сидоров, или как вас там, и посмотрите! Вы знакомы с этим мальчиком?

Тарантаев резко повернул голову, минуту пристально глядел на Колю, потом словно обмяк.

— Не знаю, никогда не видел.

— А ты что скажешь, мальчик?

Коля стороной обошел Тарантаева и вплотную приблизился к майору, как бы ища защиты. Сказал спокойным звонким голосом:

— Это наш сосед. Он жил напротив нашего дома и прислуживал немцам. Тарантай его зовут.

Тарантаев крякнул и возмущенно помотал головой.

— Врет все. В первый раз его вижу!

— Сядь, мальчик, — Дзукаев показал на стул возле стены. — Свидетель Савелова, войдите сюда!

Бабушка вошла робким семенящим шагом, так же, как и Коля, по стенке обошла Тарантаева, не сводя с него гневного взгляда.

— Вы обязаны говорить нам только правду, товарищ Савелова. Ответьте, знаете ли вы этого сидящего человека и если знаете, то как его фамилия, имя, чем он занимался до войны и во время оккупации, где работал, где жил? Садитесь рядом с мальчиком.

Бабушка опустилась на стул, сложив сухие ладошки на коленях, помолчала. Потом подняла на майора умоляющие глаза.

— Знаю я его, — сказала шепотом.

— Громче, пожалуйста.

— Это Тарантаев, Гришка, — голос Савеловой окреп. — Сосед наш бывший. Через улицу.

— Во! — вскинулся Тарантаев. — Гришка! А я вовсе и не Гришка!

— Гришка, — зло повторила бабушка. — И за бородой своей не скроешься, паразит! И жил ты на Пироговской, дом семь, который теперь тоже разрушен. А до войны в сельпо работал, а при немцах — им прислуживал, изверг про-оклятый! Настеньку мою… — она заплакала, закрыв лицо концами черного платка.

— Спасибо, Аграфена Павловна. Вы с Колей свободны, только подпишите, пожалуйста, показания… Товарищ следователь, проводите этих свидетелей, — майор подчеркнул “этих”, от чего Тарантаев заметно вздрогнул. — И готовьте следующих. Сейчас вызовем.

Дубинский вывел бабушку с внуком.

— Ну, что, — сказал Дзукаев, садясь, — начнем сначала, Тарантаев? Каратели — это статья пятьдесят восьмая, часть первая “б”. Поясняю: по этой статье следует, как у вас говорят, к стенке прислонить.

— А за что прислонять? Какая разница, Сидоров я или Тарантаев? — при этом он как-то странно посучил ногами. — Доказательств у вас все равно нету… А эти свидетели- одна из ума от старости выжила, другой — сопляк, я на них — тьфу! Врут они! Не знаю я их, — он явно наглел. — Никогда не видел!

— Есть разница, Тарантаев… Что, ноги болят?

— С чего вы взяли? — и спохватился. — Болят! А тут издеваются над безвинным человеком! Избили! Ночь взаперти держали! Зовите старшего начальника, жаловаться буду!

— Начальника мы позовем, а вы сапоги-то снимите, Тарантаев, — совершенно неожиданно для себя предложил Дзукаев. — Разрешаю вам босиком посидеть.

— Вот еще! — фыркнул он. — С какой это стати я буду свои сапоги снимать? — Тарантаев даже ноги поджал, словно хотел спрятать их под табуретку от глаз следователя.

— Сапоги проверяли? — спросил Дзукаев вошедшего Дубинского.

— А как же?

— Хорошо проверяли?

Дубинский даже слегла обиделся, развел руками.

— Хорошо, говоришь? А сапоги совсем целые. Плохо проверяли! Позови двух бойцов!

Пришли Коновалов с Одинцовым.

— Ваше задание выполнили, товарищ майор, — доложил Одинцов.

— Очень хорошо, — почти весело ответил Дзукаев, — а теперь помогите этому гражданину снять сапоги.

Тарантаев вскочил, но бойцы, ухватив его за руки, заломили их за спину, согнули его в дугу и прижали к табуретке. Дубинский с усилием сорвал с ноги отчаянно сопротивляющегося Тарантаева один сапог, а следом, с не меньшим трудом, и другой.

— Отпустите, — приказал Дзукаев. — Ну-ка, Виктор, режь сапог!

Бойцы отпустили Тарантаева и встали за его спиной.

Дубинский острой, как бритва, финкой вспорол голенище, вмиг распотрошил сапог и вытащил из-под набойки завернутую в целлулоидную обертку небольшую полоску бумаги с немецким текстом, отпечатанным на машинке, с печатью и подписью.

— Переводи! — сказал Дзукаев.

— Тут написано, что владелец данного документа имеет право свободного передвижения не только на оккупированной германскими войсками территории, но и в самой Германии. Выдано командованием двадцать седьмого армейского корпуса. Место дислокации не указано. Подпись неразборчива. Вот здесь, в углу справа, две буквы написаны, по-моему, несмываемой тушью: “КБ”. Все. Даты тоже нет нигде.

— Вон как! — Дзукаев слегка присвистнул. — Оказывается, у вас, Тарантаев, в сапоге секретный архив, а вы не догадывались? Любопытно… А тебя, Виктор, драть надо за такую промашку. Обыскал, называется. Режь второй сапог.

Но в нем ничего не было. Тарантаев молчал.

— Зря молчите. Что означают буквы “КБ”? Тоже не знаете? Ладно. Пригласите свидетеля Червинского.

Вошел невысокий и сутулый пожилой человек в круглых очках с небольшой, клинышком, бородкой — типичный деревенский доктор чеховских времен.

— Здравствуйте, товарищ Червинский, прошу вас, пройдите сюда, ко мне, и внимательно посмотрите на этого человека. Тарантаев, встаньте!