Николай Панов - Орлы капитана Людова

«Значит, какой-то не тот разговор получился!» — думал беспокойно Фролов.

На мостик взбежал рассыльный, взмахнул розовым листом.

— Сейчас же передайте на док!

На листке торопливым почерком капитана третьего ранга Андросова было написано всего несколько слов. Приказ мичману Агееву немедленно прибыть в каюту капитана третьего ранга на высылаемой с «Прончищева» шлюпке.

Выхватив из клеенчатого футляра цветные флажки, Фролов взмахнул ими в сторону дока.

И на доковой башне вахтенный сигнальщик поднял руки с флажками, стал принимать семафор.

От борта «Прончищева» отошла шлюпка-шестерка. Весла, разом вздымаясь над водой, взблескивали, как длинные полоски зеркал.

…На доке закончилась работа. В углу стапель-палубы звонко стучала по металлу прохладная душевая вода. Матросы вбегали под душ, одевались освеженные, рассаживались на пахучих бревнах вокруг главного боцмана. Приняв душ и быстро одевшись, Щербаков подсел к мичману поближе.

— Похоже — и завтра хорошая погода будет, — сказал Агеев. — Видели, как небо на закате розовым отдавало? Розовый цвет при закате — будет вёдро.

— А если небо в зелень ударит, товарищ мичман? — с очень серьезным видом спросил Мосин. Ждал ответа явно озабоченно, лишь в глубине его озорных карих глаз теплился насмешливый блеск.

— Зеленый цвет в небе, когда солнышко заходит, — значит, назавтра жди ветра и дождя, — так же серьезно откликнулся Агеев. Прищурившись, глянул на Мосина. — А знаете, как угадать, куда ветер повернуть должен? С какой стороны неба звездные лучи протянутся длинней — оттуда ветра и жди.

Он вынул не спеша из кармана свою наборную трубочку и кожаный кисет с табаком.

Щербаков вспомнил рассказ Ромашкина об агеевской трубке. И точно — множество отчетливых, мелких зарубок со всех сторон покрывало мундштук… Главный боцман не спускал с Мосина глаз.

— Вам, товарищ матрос, это, похоже, смешно, а по таким вот приметам папаша мой, помор, частенько решал, выходить ли завтра в море на лов — и никогда не ошибался. По таким приметам предки наши в океане ходили в давние времена, когда, кроме самодельного компаса — «маткой» его звали, — и мореходных приборов еще у них не было никаких… С давних пор народ наш на море хозяин… Почему, к слову сказать, у ледокола имя «Прончищев»? Кто он такой был — Прончищев? Ну-ка, ответьте!

Матросы, переглядываясь, молчали.

— Эх, орлы, любознательности в вас маловато, — вздохнул главный боцман. — А вот мне Татьяна Петровна интересную книжку дала почитать — о русских полярных плаваниях.

Мичман минутку помолчал.

— Был Василий Прончищев моряком русского военного флота. Из тех, которые еще тому назад два века с гаком, не щадя здоровья и жизни, на малых своих кораблях открывали новые морские пути, дальневосточные берега изучали. Лейтенант Василий Прончищев на дубель-шлюпе до Таймырского полуострова пробился сквозь льды.

Агеев не спеша набивал трубочку табаком. Снова заговорил с большим чувством.

— Шла с ним в плавание его супруга — Мария Прончищева, первая женщина — участница полярных экспедиций. Погиб лейтенант от великих трудностей похода, а через несколько дней и Мария Прончищева скончалась. Крест, на их могиле поставленный, до сих пор виден у выхода в океан. А командование дубель-шлюпом принял подштурман Семен Челюскин… О Челюскине-то, поди, все слыхали?

Он глубоко, с наслаждением затянулся.

— Не зря стали мы великой морской державой. Вот, может, слыхали — хвастают англичане: дескать, Британия — владычица морей. А эта владычица морей вся чуть поменьше нашей Мурманской области. Советский Союз — вот это подлинно морской владыко. Ну-ка, Щербаков, сколько морей вокруг нашей родины легло?

Щербаков застенчиво молчал.

— Четырнадцать морей! — быстро сказал юркий матрос Афанасьев.

— Четырнадцать морей! — с чувством повторил мичман. — И есть у нас прямой выход к трем океанам. И во всех этих морях-океанах стоим на вахте мы, русские моряки, охраняем мир во всем мире. Вот перегоним на север док в помощь гражданскому флоту, еще больше мир укрепим. Потому — настоящий мир там, где Советская власть твердой ногой встала.

Щербаков придвинулся к мичману еще ближе. Настало время выяснить тревожащий вопрос.

— Товарищ мичман! А вот если льдами нас затрет — как выбираться будем?

— Почему льдами? — удивленно взглянул Агеев.

— А вот ледокол с нами идет… И за Полярный круг… — Щербаков совсем засмущался под пристальным взглядом боцмана, услышал за спиной чей-то смешок. «Эх, опять разыграли матросы!»

— Что ледокол нас потянет — так, думаете, пробивать льды будем? Опять, видно, Мосин вас разыграл?

Сергей Никитич повернулся к хихикающему Мосину.

— А ну-ка, ответьте вы сами — почему ледокол нас поведет, если никаких льдов на пути нет? Ледокол все ж таки, а не простой буксир?

Он смотрел в упор светлыми, играющими рыжими крапинками глазами, и самоуверенный здоровяк Мосин почувствовал себя под этим взглядом маленьким и слабым. И точно — вдумываясь сейчас, не мог найти причины, почему именно ледокол будет буксировать док.

— Потому что машины на нем большой тяговой силы — вот и загадка вся, — сказал Сергей Никитич. — Знаете, какая тяговая сила должна быть на крюке при буксировке дока? У трех буксирных кораблей, вместе взятых, не найдешь такой силы, которую один ледокол даст.

Мосин насупясь молчал. Снова осадил его этот спокойный, все замечающий мичман!

— Был у нас такой боцман, — отвернувшись, будто сам себе, сказал вполголоса Мосин. — Глаза, случалось, выкатит — один смех! «Боцман шары на стоп» матросы его звали. Слишком много о себе понимал. Бывало, любил говорить: если велю вам за борт прыгнуть — не узнавайте зачем, только спросите — с правого или с левого борта скакать.

— Хотите сказать, что и я вроде него? — чуть улыбнулся Агеев. Мосин ехидно молчал. — Нет, товарищ матрос, уж если прикажу вам в воду идти — поздно будет любые вопросы задавать. Сами поймете, с какого борта прыгать. Боевая обстановка покажет.

По крутому трапу сбегал рассыльный.

— Товарищ главный боцман! — кричал он, еще не вступив на пересеченные тросами и якорь-цепями понтоны.

Агеев повернул к нему голову, ждал.

— Товарищ мичман! Семафор с «Прончищева». Немедленно прибыть вам туда. Шлюпка выслана.

Агеев встал, упругой своей походкой зашагал к барже, где жил вместе с водолазами. Вскарабкался на борт баржи по шторм-трапу. Несколько минут спустя снова спрыгнул на палубу дока: уже одетый по-выходному, в новом кителе, в тщательно вычищенных ботинках. В руке он держал потрепанную библиотечную книгу.

— Что-то повадился наш мичман в библиотеку на ледокол ходить, — сказал один из матросов.