Виктор Смирнов - Приключения-1966

Мы падаем. Пули с воем впиваются в камни.

— Лежи здесь, я обойду! — шепчет Стас и отползает в сторону.

Незнакомец прекращает стрельбу. Тогда я срываю с головы берет, надеваю на небольшой камень и приподнимаю его над собой. Выстрел. Рука «отсыхает» от удара. «А вдруг он легко ранен и сейчас бросится на меня?» — от этой мысли холодеет сердце. Быстро переползаю и, найдя щель между камнями, осторожно выглядываю. Незнакомец, держа пистолет наготове смотрит в мою сторону. Я отчетливо вижу его темнокожее лицо, сросшиеся на переносье брови, седую прядь на висках, большой горбатый нос.

— Эй, сдавайтесь! — кричу я, чтобы отвлечь его внимание от Стаса.

Незнакомец стреляет на крик. Стас уже за его спиной. Коротко размахнувшись карабином, он выбивает из рук пистолет.

— Сопротивляться бесполезно! — кричит Стас.

У незнакомца ранена нога. Темное, бурое пятно расплывается по камню, на котором он лежит. Скрипнув зубами, незнакомец поднимает руки. Я реп-шнуром связываю их.

— Кто же вы такие на самом деле? — спрашивает, тяжело дыша, Стас.

Чернобровый отворачивается. Стас расстегивает «молнию» его куртки, достает тяжелый клеенчатый пакет и бумажник. Лицо чернобрового наливается кровью.

— Ого, да тут, наверное, золото! — Стас подбрасывает на ладони пакет, распутывает тесьму, разворачивает клеенку, пергаментную бумагу. Со звоном падают на камень связка золотых с бриллиантами колец и пакеты слежавшихся банкнотов.

Незнакомец не выдерживает:

— Знаю, русские предпочитают быть неподкупными, но отпустите меня за половину этой суммы. Я ничего не сделал плохого для России, я только хотел взять свои деньги!

— Когда же вы их здесь оставили?

— В сорок третьем...

— Как вас зовут?

— Шёневеттер.

— Так вот, господин Шёневеттер, вы — преступник, и мы передадим вас пограничникам, — говорит Стас.

— В таком случае я больше не буду отвечать вам.

— Да мы и не хотим допрашивать. Скажите только, где сейчас ваш спутник?

Шёневеттер пожимает плечами.

— Это не так касается нас, как вас. Может быть, он попал в лавину и ждет сейчас помощи?

— Меня это не интересует. — Шёневеттер отворачивается.

Мы перевязываем Шёневеттера, но идти он не может. Из карабина сооружаем нечто вроде сиденья и начинаем поднимать раненого к тропе.

Встречает нас обеспокоенный Юрик:

— Ляльке плохо.

В пещере мы кладем Шёневеттера рядом с Лялькой. Она плачет. Шёневеттер сильно ударил ее, когда связывал. Стас подходит ко мне.

— Егор, ты пойдешь за пограничниками и врачом. Мы с Юриком постараемся отыскать второго. Он, конечно, угодил в лавину. Лялька останется с Шёневеттером.

— Хорошо, Стас. Только... уже скоро вечер.

— Придется идти ночью.

— Иду.

Я кладу в карман пару банок консервов, сухари и прощаюсь с ребятами.

Торопливо спускаюсь по ледяной круче. Солнце еще высоко. В теплой куртке жарко, в рубашке холодно. С ледника поддувает ветерок. В полыньях шумят ручьи. Дышу открытым ртом.

Снег вязкий, мокрый. В такое время всегда бывают лавины. Опасливо поглядываю вверх, на снежные карнизы. Тропинка становится совсем узкой — двое не разойдутся. Хорошо бы ночью была луна! В темноте запросто можно оступиться и попасть в трещину.

Спускаясь с перевала, рассчитываю дойти до долины к вечеру завтра. Все равно придется где-то заночевать — не хватит сил все время идти.

Солнце как будто ускоряет бег, на глазах скатывается за горы. Снег лиловеет. Трещины начинают дымиться. Вода там покрывается ледком. В груди меня что-то хрипит, как испорченный патефон.

Часов за пять я, наверное, прошел километров двенадцать. Ужасно хочется уснуть. Но у меня нет ни палатки, ни мешка. Я должен все время идти, только тогда не окоченею. Избитые, обветренные руки прячу в карманы, медленно поднимаюсь и снова иду.

Глаза уже не различают ничего. Иду, будто спрятав голову в фотографический мешок. Слышу только стук размокших за день и теперь смерзающихся ботинок. Вдруг сильно ударяюсь о выступ в скале. Изучаю лоб. Под рукой разбухает шишка. Из глаз от боли льются слезы. К черту! Я не могу так идти! Сажусь на лед. Хоть бы какой огонек! Немного тепла!..

Слышу далекий грохот. Где-то скатилась лавина. И рядом треск, словно кто-то раздирает материю. «О-о-охр!» — прокатывается по горам.

Во сне возникают какие-то твари — они вертятся, прыгают, рвут острыми когтями. Горные духи, черт бы их побрал!

Видимо, голова у меня упирается в лед, щеку нестерпимо жжет, и я просыпаюсь. От холода дрожит каждая клеточка. С болью подбираю под себя одеревеневшие ноги и встаю на колени. Потом подгибаю одну ногу, пытаюсь выпрямить. Встал. Вытаскиваю из карманов руки, бью по плечам, но не чувствую ударов.

Останавливаюсь, жадно втягивая в себя морозный воздух.

Мне стыдно перед ребятами. От злости на себя хлещу по лицу и бокам изо всех сил, и постепенно кровь начинает теплеть.

Проходит часа два или три. Вдруг замечаю светлеющую впереди полоску. Это тропа. В обрывках тумана, рассеянного ветерком, помигивает луна. Начинаю двигаться перебежками. Как только полоска снова растворяется в темноте, останавливаюсь, перевожу дыхание. Засветлеет — пускаюсь чуть не бегом.

С утром возвращается тепло. Все ночные страхи проходят. Тропинка бежит вниз, и легче дышится. Под ногами уже шуршит первая трава. Вдали голубеет долина. Там застава.

Через час в знакомые шумы гор вторгается посторонний звук. Останавливаюсь, пытаясь отгадать, с какой стороны он доносится до меня. Через несколько минут понимаю, что это рокочет вертолет или самолет. Бросаюсь по тропе бегом, скидывая на ходу куртку. Если бы заметили, если бы!..

Совсем низко над землей тарахтит оранжевая стрекоза. Зубами рву подкладку куртки, поджигаю вату и размахиваю над головой. Вата вспыхивает, дымит — получается нечто вроде костра. Может быть, в этот момент пилот посмотрел в мою сторону. По изменившемуся рокоту мотора догадываюсь, что вертолет разворачивается и летит ко мне. Наверное, такое бывает только в сказке. Но разве все, что приключилось с нами, не похоже на сказку?

Вертолет несется, едва не задевая колесами за камни. В поблескивающих стеклах кабины замечаю лицо пилота; тот знаками пытается мне что-то объяснить, но я не понимаю его. Взревев мотором, машина зависает. Из грузовой дверцы падает, раскручивась, веревочная лестница. Хватаюсь за нее. Она рвется из-под ног, почти опрокидывает навзничь. Чувствую, лестницу подтягивают. У самых ступенек меня подхватывают под руки и втаскивают в кабину.

— Немедленно нужен врач! — кричу я, пытаясь разглядеть в полумраке кабины лица моих спасителей,

— Туристы из Москвы? — спрашивает меня офицер-пограничник.