Густав Эмар - Твердая рука. Гамбусино

— О! — сказал вождь. — Бледнолицый брат говорит, как мудрый человек, а действует как ребенок. Но пусть он не приходит в отчаяние, Ваконда велик, он ему поможет. Бледнолицей девушке с голубыми глазами не угрожает никакая опасность. Вождь точно знает, что белый начальник — гачупин относится к ней с уважением. Сейчас не надо опасаться за нее. Пламенный Глаз не нуждается в помощи, ему ничего не угрожает. Мос-хо-ке пойдет в деревню бледнолицых.

— Вождь пойдет один?

— Мос-хо-ке — могучий воин. Гачупины боятся его.

— Хорошо, пусть будет так, — решительно сказал молодой человек. — Но при одном условии: я пойду с моим братом.

Индеец окинул его проницательным взглядом, подумал

мгновение, потом ответил:

— Мой брат пойдет.

— Едем же! — вскричал дон Энкарнасион.

— Молодость нетерпелива, — нравоучительно произнес индеец. — Воины моего отца Седой Головы в сопровождении двух воинов моего народа прибудут сюда, прежде чем луна успеет пробежать половину своего пути в небе. Белый начальник со своим отрядом должен ожидать здесь своих братьев и не уходить отсюда в деревню, пока Мос-хо-ке не вернется. А молодой бледнолицый брат мой пусть приготовится следовать за краснокожими воинами, которые пойдут в лагерь гачупинов.

При этом вождь два раза подряд громко крикнул, как кричат собаки прерий.

Немедленно двадцать пять воинов-команчей появились на лужайке и выстроились позади своего вождя.

Дон Энкарнасион был уже на лошади и с нетерпением ждал сигнала к отъезду.

Но вождь, холодный и бесстрастный, как все люди его расы, нисколько не спешил. Он внимательно оглядывал воинов-команчей, желая убедиться, что их оружие в порядке. Потом, вложив ногу в стремя, вскочил на лошадь и сказал, обращаясь к дону Рамону:

— Мой брат хорошо меня понял, не правда ли? Прежде чем покинуть этот лагерь, он должен ждать возвращения Великого Бобра столько времени, сколько продлится его отсутствие. А главное, ни один из воинов бледнолицего начальника не должен показываться на равнине.

— Поезжайте спокойно, вождь, — сказал дон Рамон Очоа и добавил, сердечно пожимая руку дону Энкарнасиону: — Да поможет вам бог, мой друг!

— Спасибо! — ответил Энкарнасион, горячо пожав ему руку.

— Вперед! — скомандовал вождь.

И воины-команчи, пришпорив коней, галопом помчались по равнине.

Деревня гамбусинос была темна, улицы пустынны; только иногда тьму прорезал красный свет и слышались нестройные крики. Это были ночные кабачки. Какие-то подозрительные тени быстро и бесшумно скользили во тьме.

Команчи пересекли деревню и появились у развалин, не привлекая ничьего внимания. Гамбусинос знали, что часть племени расположилась лагерем на равнине, поэтому они предполагали, что проезжая группа была отрядом воинов, вернувшихся в деревню с охоты.

Прибыв к Большому Дому Монтесумы, вождь дал приказ остановиться, а сам спешился; то же сделал и Энкарнасион; краснокожие остались в седлах, с ружьями в руках, готовые каждую минуту к бою.

Мы уже сказали, что появление команчей не привлекло внимания; однако Великий Бобр, осторожный, как все краснокожие, принял на всякий случай меры предосторожности.

По его распоряжению два воина отправились в находившийся за несколько сот шагов от деревни лагерь краснокожих, с приказом немедленно всем вооружиться и прибыть к Большому Дому.

Шесть воинов окружили развалины. Им было точно приказано загородить проход всякому, кто попытается войти в дом или выйти из него.

Как только приказания были отданы и выполнены, вождь подошел к дону Энкарнасиону и сказал ему на ухо:

— Мой брат видит, что я делаю для него? Он доволен?

— Да, вождь, — тихо ответил молодой человек.

— Хорошо. Мой брат не произнесет ни одного слова, не сделает ни одного жеста без разрешения Великого Бобра. Пусть он поклянется Вакондой!

— Я вам клянусь честным словом, вождь! Но и вы поклянитесь мне, что вы спасете моего друга, дона Луиса!

— Великий Бобр его спасет, или мы все погибнем! — ответил индеец.

Приблизившись к самой двери дома, они стали слушать.

В доме горячо спорили; гневные, судя по интонациям, фразы сталкивались с такой быстротой, что их невозможно было понять.

Дон Энкарнасион, несмотря на свое обещание, чувствовал, что в груди у него клокочет буря; если бы вождь не удерживал его железной рукой, он бы бросился в дом. При последнем донесшемся слове, произнесенном капитаном, индеец был вынужден резко оттолкнуть Энкарнасиона от двери.

— Брат мой хочет погубить себя и своего друга? — сказал он.

— Что же делать? — воскликнул дон Энкарнасион.

— Держать свое слово, ждать и предоставить действовать вождю. Пусть мой брат помнит, что при малейшей неосторожности перебьют всех индейских воинов. Брат мой отвечает за них вождю, а вождь отвечает за его друга. Пусть мой брат ждет. Вождь войдет.

И Великий Бобр открыл дверь и вошел в комнату.

Мы уже рассказали в конце предыдущей главы, как присутствующих поразило непредвиденное появление вождя команчей. Великий Бобр почтительно поклонился молодой девушке и обратился к капитану:

— Великий Бобр долго был в пути и устал; он голоден и хочет пить; не может ли его брат, бледнолицый начальник, предложить ему прохладительные напитки? Или он предпочитает сначала закончить дело, которое привело сюда вождя?

— О каком деле хочет говорить вождь? — хмуря брови, спросил дон Горацио. — Я не знаю, чего может требовать от меня Мос-хо-ке. Нас всегда соединяют дружеские отношения.

— У моего брата короткая память. Он забыл, что земля, которую здесь роют по его приказанию, принадлежит воинам индейского племени. Он забыл, что по приказанию Великого Бобра эти воины служили начальнику проводниками и привели сюда. Он забыл, что Великий Бобр разрешил ему разбить лагерь при одном условии…

— Й вы пришли требовать выполнения этого условия? — побледнев, вскричал капитан.

— Да, Великий Бобр пришел сюда для этого, — ответил индеец. — Разве бледнолицый начальник не ждал его?

Молния, упавшая к ногам капитана, не могла бы более ужаснуть его, чем эти спокойно произнесенные слова, подчеркнутые насмешливой улыбкой.

Индеец продолжал:

— Уже прошло три дня, как бледнолицый начальник завладел развалинами и Домом Монтесумы. Доверяя начальнику, вождь позволил ему разбить лагерь на этой равнине. Бледнолицый начальник помнит, какие условия поставил ему вождь?

— Я обязался, — холодно ответил капитан, положив незаметно руку на саблю, — передать донью Линду в ваши руки, если вы мне дадите право в течение трех дней производить работы по моему усмотрению.

— Вождь выполнил эти условия?

— Да.

— Вождь ждет пленницу, которую бледнолицый ему продал, — она принадлежит вождю.