Густав Эмар - Твердая рука. Гамбусино

День был трудный; и человек, и конь изнемогали от усталости. Оба они нуждались хотя бы в непродолжительном отдыхе раньше, чем пуститься в дальнейший путь. Всадник, очевидно опытный путешественник, прежде всего занялся своим конем; он расседлал его и повел на водопой. Стреножив затем лошадь, чтобы та не ушла далеко и не стала добычей хищных зверей, он разостлал на земле свой плащ, кинул на него несколько полных пригоршней маиса для мустанга и, только убедившись, что тот, несмотря на усталость, охотно принялся за корм, счел возможным позаботиться о себе.

Мексиканцы, отправляясь в путешествие, приторачивают обычно сзади седла нечто вроде холщовой переметной сумы – так называемую альфорху. В такой суме они возят съестные припасы, которых ни за какие деньги не купить в пустыне. Вместе с двумя флягами питьевой воды, с которыми мексиканцы никогда не расстаются, эти припасы и составляют весь их багаж во время дальних странствий, когда приходится преодолевать лишения и трудности, одно перечисление которых повергло бы в ужас европейца, избалованного всеми благами современной цивилизации.

Итак, наш путешественник уселся на земле и, позаботившись предварительно о том, чтобы оружие на всякий случай было под рукой, развязал свою альфорху; прислонившись затем к скале, он с невозмутимостью философа приступил к своему незатейливому ужину, состоявшему из куска вяленого мяса, нескольких маисовых лепешек и кусочка твердого, как кремень, козьего сыра; все это он запил студеной водой из ближайшего ручейка.

Быстро покончив с этим незатейливым ужином, незнакомец почистил зубы изящной золотой зубочисткой, затем скрутил маисовую пахитоску и раскурил ее с присущим одним только испано-американцам сосредоточенным блаженством. Затем путник, не теряя времени, завернулся в свой плащ, растянулся на земле и мгновенно уснул.

Прошло несколько часов. Может быть, путешественник проспал бы и больше, если бы его внезапно не разбудили два выстрела, раздавшиеся где-то поблизости. В прерии редко случается, чтобы звук выстрела не сопровождался свистом пули около уха. Здесь это почти закон. Другими словами, в девяноста девяти случаях из ста одинокий человек в прерии неизбежно становится мишенью какого-нибудь убийцы. Путешественник, столь неучтиво разбуженный, мгновенно схватил ружье и, притаившись за скалой, стал ждать, что будет дальше. Но так как в следующую минуту нападения – если только это было нападение на него – не последовало, он осторожно приподнялся и стал напряженно всматриваться в окрестности. Ничто более не нарушало торжественного безмолвия ночи.

Наступившее после двух выстрелов спокойствие только усилило тревогу путника. Тишина предвещала близость опасности. Он был уверен в этом, хотя и не мог еще определить, в чем заключалась опасность и насколько она серьезна. Над саванной повисла ночь, светлая, почти прозрачная. На темно-синем небе горело множество звезд; к тому же луна разливала свой бледный трепетный свет, что позволяло даже на далеком расстоянии различать все подробности окружающего пейзажа.

На всякий случай путешественник оседлал мустанга и укрыл его в глубокой впадине под скалой, а сам припал ухом к земле. Вскоре до него донесся едва уловимый далекий гул; шум этот стал быстро приближаться, и путник без труда понял, что это бешеный галоп коней.

Что бы это могло быть? Охота или преследование? Но кому могла прийти в голову фантазия охотиться ночью? Индейцы никогда не решились бы на это; а белые охотники или метисы вообще избегают эти пустынные места, облюбованные пограничными бродягами, людьми без совести и чести, изгнанниками городов и селений, для которых прерии являются, единственным пристанищем. Неужели это были степные пираты? Положение путника становилось серьезным; внезапно шум оборвался, опять воцарилась жуткая тишина. Путник снова поднялся на ноги.

Вдруг в ночи раздался крик женщины или ребенка – крик, полный ужаса и невыразимого отчаяния. Не заботясь более о своей лошади, которая находилась в надежном укрытии, наш путешественник побежал в ту сторону, откуда доносились крики. Рискуя свернуть себе шею, он прыгал с камня на камень, перемахивая через кусты с лихорадочной поспешностью благородного человека, услышавшего призыв о помощи. И все же осторожность ни на минуту не покидала храбреца; прежде чем ринуться в открытую прерию, он на минуту притаился за завесой из кустов мескита, желая сначала уяснить себе, что, собственно, происходит, и затем уже действовать сообразно обстоятельствам.

Вот что представилось его глазам. Два человека, в которых он без труда распознал по их повадке степных пиратов, гнались за молодой девушкой, бежавшей по равнине. Девушка с присущей юности ловкостью, подгоняемая к тому же страхом, с быстротой испуганной лани перепрыгивала через рытвины и одолевала все встречные препятствия. С каждым мгновением увеличивалось расстояние между ней и ее преследователями, движение которых немало затрудняли высокие ботфорты и тяжелые карабины. Еще а несколько минут – и девушка добежала до зеленой завесы, за которой притаился наш путешественник.

Он готов был уже ринуться к ней на помощь, когда один из разбойников вскинул ружье, прицелился и выстрелил. Девушка упала. Тогда незнакомец изменил свое намерение. Вместо того чтобы кинуться вперед, он отступил, застыл в неподвижности и, взведя курок, приготовился открыть огонь. Между тем разбойники поспешно приближались, оживленно беседуя. Они разговаривали по-английски, вернее – на том смешанном наречии, в которое входят испанские, французские, и индейские слова, но преобладают английские; короче говоря, на общепринятом жаргоне Дальнего Запада.

– Гм!.. Настоящая лань эта девчонка! – запыхавшись, хриплым голосом произнес один из них. – Был момент, когда я думал, что она ускользнет от нас.

– Не так это просто, – возразил другой, покачивая головой и ласково поглаживая ствол своего карабина. – Я, например, ни минуты не сомневался, что подстрелю ее, когда захочу.

– О да, ты не промазал, карай! [5] Карай! – Черт возьми! Вообще возглас, выражающий удивление, досаду, восхищение. Хотя, по правде говоря, цель была довольно далека, да и рука твоя, должно быть, дрожала после такой погони.

– Все дело в привычке, приятель, – скромно улыбаясь, отвечал стрелявший.

С этими словами оба разбойника подошли к тому месту, где лежало безжизненное тело девушки. Один бандит опустился на колени, чтобы убедиться в смерти их жертвы, тогда как другой – тот, что стрелял, – стоял, небрежно опершись на свой карабин. В это мгновение наш путешественник выпрямился, вскинул свое ружье и выстрелил. Пораженный в самую грудь, разбойник осел и свалился навзничь бездыханным трупом. Его товарищ мгновенно вскочил и схватился за рукоятку своего мачете; но прежде чем он успел пустить в ход это оружие, наш незнакомец накинулся на бандита и нанес ему прикладом удар по голове, от которого тот свалился замертво рядом со своим сообщником. . Путешественник не терял дарим времени. Выхватить лассо у разбойника и связать упавшего было делом одной минуты. Обезопасив себя таким образом от нападения, незнакомец поспешил к девушке.