Игорь Андреев - Приключения 1986

— Что же за чудодей такой?

— Да директор же, говорю!

— Ой!

— Вот тебе и ой. Сам ума не приложу. Хошь, верь, а хошь, не верь, а получается, тигрюшка его навела — показания такие были, следы. Потому я и пришел. Останусь, ждать его буду, следить. Свое отыму, дай токо срок.

— Как это останешься? Где? — напряглась Татьяна.

— В подполье у тебя поживу, втихую. А ты на случай, ежели кто взойдет, петли на дверях водой полей, чтобы скрипели. Услышу и затаюсь.

— Удумал! Да тебя по всем краям разыскивают — вины на тебе!.. А теперь еще пуще искать будут! — Татьяна осеклась, поняв, что проговорилась о своей догадке. Муж тяжело посмотрел на нее, выдержал паузу.

— Теперь, говоришь? А ты… А ты и подозревать меня ни в чем не моги, предупреждаю. Тебе же лучше. И главное, помалкивай.

Полная луна висела над дугой бодро шагавшего мерина Василь Васильича. Участковый правил; Белов, накрытый тулупом, пытался подремать, чтобы скоротать время, но у него ничего не получалось: сон перебивали мысли, вызванные невеселыми сведениями, которые сообщил Иван Алексеевич.

— Никак в голове не укладывается! — в сердцах сказал он. — Своекорова нет! Человека-то какого! Сдержанный, приятный, ну он просто нравился мне! И ведь соглашался кордон своими силами строить. А объездчик был бы — лучший!

— А это ты не скажи, что сдержанный, — отозвался Мерное. — Наоборот. Задиристый был Степан, это известно. Ну, правда, задирался по справедливости, так что я ничего плохого про него никогда не слыхал, а все ж таки… Врага в самый раз мог нажить подлого, какой, если без свидетелей, на любое дело способен.

Участковый говорил убежденно, но вовсе не о том, о чем ему хотелось бы. В его-то версии отчетливо и упрямо маячила фигура Щапова!

Прокуратурой уже велось следствие, но пока не пришло еще время, чтобы соединилось присутствие на заимке, незадолго до убийства, директора заповедника Белова и передача в милицию найденного в тайге клада неким гражданином, подписавшимся в передаточном акте — по странному, что ли, совпадению? — той же фамилией: Белов. Мернов же и вообще — из-за того, что провалялся в больнице, — ничего не знал о золоте, и тем не менее именно его версия вела прямо к истине: убийца потому оказался на заимке, что шел за Беловым! На следующий день, в ясный полдень, увидели бредущего навстречу охотника.

— Кажись, из этих, из твоих «любезных», — сощурился Мернов. — Я так полагаю, и в заповеднике побывал — с той стороны идет, сейчас мы у него спросим.

Но Ивану Алексеевичу пришлось сбавить тон, когда поравнялись с охотником: охотник был однорукий, вооружен малокалиберкой, и поклажи при нем — тощий сидор. К тому же оказался и знакомым Мернову.

— Бойко Константин, — сказал он, натягивая вожжи. — Из «Светлого пути», колхозец тут есть такой. Садись, солдат, на санки, покури.

— Привет, милиция, — устало, без тени заискивания перед начальством ответил охотник.

— От твоей охоты, вижу, толку немного, — сказал Мернов. — С одной-то пятерней как управляешься?

— К малопульке приноровился: белке в глаз попадаю, как и положено. А чтобы с дробовиком — нет, не берусь: отдача шибко шибает. Целься не целься — все мимо.

— Что ж дома не сидится?

— Не привык, тоска заедает.

— А здесь, как я погляжу, весь так и сияешь.

— И не говори, Мернов. Горе. Собачка пропала. И собачка-то не своя, у соседа одолжил — свою-то не успел вырастить. Теперь не знаю, как и в деревне покажусь.

— Вон что. Чужая собака. Чужую ты бы шибче привязывал.

— Как ее привяжешь? Собака ведь, — вздохнул охотник. — А главное, случай дурной. Сидел это я в Моховой пади, все мирно было, белку промышлял. А тут — в самый аккурат после Нового года — тигрица вблизи появилась и давай орать. Шум такой сотворила, святых выноси. Ну, понятное дело: в чувство пришла, звала, значит, суженого…

— Где-где-где-где?! Где, вы сказали? В Моховой пади? — прочастил Георгий Андреевич.

— Ты из тулупа-то не вылазь, я скоко раз говорил — застудишься, — неодобрительно покосился на него Мернов.

— Ага, в Моховой, — кивнул охотник. — Там и собачка сгинула. Хичникам в зубы попалась, не подавились, лютые. Она и не пикнула.

— Стало быть, отметили тигрюшки Новый год.

— Постойте, постойте, — заспешил Белов. — Мне кажется, вы напрасно переживаете. Насколько мне известно, тигры во время гона не едят. Так что, возможно, собака просто напугалась и убежала домой, к хозяину.

— Уж на что бы лучше.

— А вы не можете рассказать поподробней о том, что вы там видели и слышали. Это, понимаете, очень ценно. — В руках Георгия Андреевича появилась толстая тетрадка в коленкоровой обложке.

— Валяй, Константин, — важно сказал Мернов. — Чтобы все как есть. А Георгий Андреевич, товарищ Белов наш, все запишет для научной пользы. Он, знаешь кто? Большой ученый. В настоящее время — директор заповедника.

— Я уж догадался. Здравствуйте, — охотник сделал легкий поклон в сторону Белова, потом с сожалением пожал плечами. — Рассказывать-то нечего. Тигрюшек я своими глазами не видал, ни к чему было. Кабы знать…

— А следы?

— Один след только и перешел. Но следок матерейший…

— Такой? — Георгий Андреевич раскрыл тетрадь и протянул охотнику; на развороте — тщательно нарисованный след, похожий на пушистый, с четырьмя лепестками цветок. — По размеру случайно не такой?

— В точности, скажи на милость, — приложив ладонь к рисунку, подивился охотник.

— Он! Ты слышишь, Иван, он это, он! А еще что вы заметили? Кстати, вы вот про рев сказали. Не могли бы вы описать его, а еще лучше — изобразить своим голосом? Некоторые охотники в этом смысле прямо чудеса творят.

— Вообще-то мудрено… Под волка могу подладиться, и под сохатого, и за кабарушку «на пик» брать приходилось, а чтоб тигрюшку… Ну, поначалу как бы чихала тигрица: урчха, урчха… И фыркала, будто ей противно: фррхх, фррхх… А как полный голос подавать стала — тут уж никаким человеческим горлом не повторишь, куда там! Ведь все сотрясается! Я километра за два сидел в избушке, и то мороз по коже. Ну а потом, на другой день, вдвоем завели. Кто громче! Правду сказать, и слова такого русского нет, чтобы назвать. Симфония! И не подумаешь, и не поверишь, пока сам не услышишь.

— Ох! — Георгий Андреевич захлопнул тетрадь, так и не сделав ни одной записи. — Я сам мог это слышать! Я просто обязан был! Пройти сотни километров, а точки, вот этой победной точки не поставить! Я казни египетской заслуживаю!

— Хо-хо! — хохотнул Мернов. — Разбушевался! Человек разве в своей болезни виноват? Постой-ка, а че это ты встаешь? Куда собрался, если не секрет?

— Следы-то остались. Не понимаешь? — Георгий Андреевич был уже на ногах и, действуя порывисто и раздраженно, вытаскивал из-под сенной подстилки свои лыжи.