Хэммонд Иннес - Большие следы

— Что?

И тут Каранджа затараторил срывающимся голосом:

— Пожалуйста, вы встретьте Тембо сегодня ночью. Вы скажите ему, что это невозможно ему приходить на конференцию. Он думает, что у него есть защита делегатов и репортеров, но я не могу ручаться. Я знаю своего министра. Мистер Кима ни — человек с гонором…

— Он не посмеет приказать схватить отца на глазах у всех делегатов.

— Да. Это он не может сделать. Но когда ваш отец уйдет, он даст приказ солдатам… Пожалуйста, мисс Мери, вы должны это верить. Мистер Кимани — твердый человек, и такой поступок… прийти на конференцию, говорить делегатам… — Каранджа потряс головой, — крайне безумный! Мистер Кимани будет заставлен действовать. У него нет выбора. Вы понимаете?

— Я-то понимаю, — ответила она. — А вот понимаешь ли ты? Фотографии у отца, и он пустит их в ход. — Меня удивили жестокие нотки в ее голосе. — Так что тебе, пожалуй, лучше поговорить с твоим министром.

— Он будет задержан, — упрямо твердил Каранджа. — Они не дадут ему дойти до усадьбы. Фотографии заберут. Вы скажите ему, пожалуйста.

По кабине громко забарабанили, и мы свернули влево. Я смотрел на Мери Делден. Ее рот был плотно сжат, едва заметный пушок над верхней губой покрылся бусинками испарины. Мы были притиснуты друг к другу, и я чувствовал, как она напряжена. Грузовик остановился, и Мери произнесла сдавленным голосом:

— Они не смогут арестовать его на виду у всех этих делегатов! Так и скажи министру Кимани…

Капрал спрыгнул на землю и исчез во флигеле.

— Ты понял меня, Каранджа?

Он не ответил. Его руки так крепко вцепились в руль, что суставы пальцев побелели.

— Каранджа, ты понял? — угрожающе прошептала она. Тот медленно покачал головой. На его блестящем от пота лице застыла гримаса безнадежности.

— Его задержат и отвезут в аэропорт под охраной. Я не могу предотвратить это.

Капрал вышел на улицу в сопровождении офицера. Тот шел важной поступью, на погонах поблескивали три звездочки. Капитан грубо заговорил с Каранджей. О чем — я не понимал, но было ясно, что Каранджу подвергли допросу. Дело это затягивалось, а мы с Мери все сидели в душной кабине. Наконец она перегнулась через Каранджу и обратилась к капитану на суахили. Потом резко обернулась ко мне.

— Открывай дверцу и давай вылезать. Я устала и хочу умыться, а кроме того, я чертовски проголодалась.

Капрал двинулся к нам, намереваясь остановить. Тогда Мери оглянулась на офицера и сказала по-английски:

— Вы не имеете права держать меня здесь. Я сейчас же пойду прямо к министру и потребую, чтобы он связался по радио с американским консулом. — Она распахнула дверцу. — Вылезай, Колин, и убери этого капрала с дороги. Я не намерена сидеть тут в духоте.

Капрала мне отпихивать не пришлось: капитан пролаял команду, и тот отступил. Я вылез, Мери последовала за мной.

— Пошли. Умоемся — и обедать. Потом вздремнем.

Не сказав больше ни слова Карандже и офицеру, она пошла прямо к главному зданию. Я двинулся следом.

Делегаты уже сидели за ленчем. Мы слышали гул их голосов и звон тарелок в столовой.

— Передай все свои пленки в надежные руки, — сказала Мери. — Так будет лучше. Только не оператору, а кому-нибудь другому. Если нас допросят по отдельности, мы дошли до люгги, уснули, а потом выбрались на дорогу, и Каранджа подобрал нас там незадолго до полудня.

На ее лице мелькнула улыбка, и Мери, оставив меня, широким легким шагом направилась в свою комнату.

Этим вечером я впервые увидел Алекса Кэрби-Смита. Он сидел за несколько столиков от меня, болтая с группой американцев, — высокий грузноватый мужчина, полный энергии. Глаза его постоянно щурились — итог долгих лет, проведенных под сияющим солнцем. Длинные светлые волосы отброшены со лба назад, словно прибитые ветром. Он резко выделялся в толпе собравшихся. Даже не зная его, я, наверное, догадался бы, что он охотник: были в его глазах некая резкость и яркий жесткий блеск. Руки майора все время двигались, придавая особый вес словам. На левую руку была натянута коричневая перчатка, настолько неуместная в душной и жаркой комнате, что мой взгляд так и прилип к ней. Лишь несколько мгновений спустя я понял, что это протез. Шея майора была повязана красным шелковым шарфом, массивное чисто выбритое лицо сияло почти мальчишеским воодушевлением. Двигался он с необычайной легкостью, словно балансируя на цыпочках.

— …поездка будет трудная, — услышал я его слова. — Но мы, наверное, сумеем ее устроить, коли вы действительно этого хотите…

— Ну не прелесть ли? — проговорил Эйб Финкель, похлопывая меня по руке. — Что сказал старый Уиллоби-Блэйр, а? Дикие животные — неотъемлемая часть узора жизни, и они так же важны для человека, как и человек для них. Смехота, правда? — Он вздохнул и покачал головой. — Первый день конференции пропустил и теперь даже не слушаешь. Я, можно сказать, предоставляю в его распоряжение все плоды своей блестящей наблюдательности, а он… Не верю я, что ты заблудился.

— И я тоже, — поддакнул Кен, улыбаясь мне. — Провел ночь под открытым небом с единственной на всю усадьбу симпатичной девушкой…

— Пошел к черту, — ответил я, следя за Кэрби-Смитом, который продвигался к дверям, болтая с делегатами.

— Ты не заблудился.

— Что? — Я обернулся и увидел, как Эйб Финкель наклонился ко мне. Теперь в его глазах не было веселых огоньков.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Думаешь, мы не проверяем наши ящики с аппаратурой? Пока мы обедали, ты сунул в плёнкодержатель три кассеты. А Каранджа? Говорят, он поехал вас искать, застрял в болоте и поэтому не прибыл утром на конференцию, чтобы представить делегатам Кита Кимани.

— Не знаю, о чем ты говоришь…

— Не знаешь? Черт возьми, врать ты не умеешь. Ты же сунул отснятые кассеты в наш ящик. Эрд нашел их там, а я на всякий случай прикарманил, — он с улыбкой уставился на меня. — Ну что, поделишься с нами своей тайной? Я ведь могу оставить кассеты у себя…

Я ничего не ответил, только покачал головой. Шутит он или говорит серьезно? Он смотрел на меня с лукавством. — Навряд ли ты так поступишь, — промямлил я.

— Навряд ли? — Он по-прежнему улыбался и говорил беспечным тоном, но по следящим за мной черным глазам было видно, что он настроен серьезно. — Я хочу знать, на что ты напал. Или, по-твоему, мне лучше спросить у этой девчонки Делден?

— Завтра узнаешь, — ответил я и поднялся. Я чувствовал усталость и хотел вздремнуть.

— Завтра? Где?

— На конференции, во время речи Кэрби-Смита. Тогда ты, может статься, захочешь заключить со мной сделку, так что держи эти пленки в сохранности, — добавил я. В глазах Эйба вспыхнуло любопытство, лицо блестело в свете голой лампочки. Но больше он ни о чем не спросил, и я понял, что теперь, когда ему посулили сделку, болтать он не станет. Пленка в надежных руках. Я отправился в свою комнату. Кен вошел, когда я раздевался.