Юрий Тупицын - Искатель. 1976. Выпуск №5

Инспектор выбил трубку в пепельницу, поднялся из-за стола и пошел искать Эрсана.

— Ну как, ну как, убедились в том, что я говорил? — спросил Эрсан, когда инспектор встретил его в коридоре.

— В общем, да, — ответил Тексье с чувством человека, которому не очень-то хочется сознаваться в своей неправоте. — Сейчас меня интересует другое. Покажите мне список умерших в вашей клинике за последнее время.

— Список? Таких списков мы не составляем, — с испугом сказал Эрсан. — Они нам не нужны, так же как и лечебные карты. Делопроизводство у нас ведет компьютер…

— Кто, кто? — не поверив своим ушам, переспросил Пьер.

— Я же сказал: компьютер. Он и за тяжелобольными следит. Разве вы не обратили внимание, как мало у нас младшего медицинского персонала? Медсестре совершенно не обязательно сидеть у постели человека, даже перенесшего сложную операцию. От датчиков, прикрепленных к телу больного, информация о его состоянии поступает в компьютер, а уж тот лучше всякой сиделки. Только в критические моменты вызывает врача.

— Так, — сказал Пьер. — Интересно.

— Понимаете ли… Понимаете, в компьютере уйма преимуществ. Он не устает, помнит, когда надо дать больному лекарство, проделать необходимые процедуры. И температуру он измеряет постоянно. Но и это не все. В компьютер заключены истории болезней. Когда врачу нужны сведения о больном, компьютер в считанные секунды подбирает все необходимое. Точно так же он выдает сведения о смертных случаях, которые были у нас за последнее время. Пойдемте.

Они спустились в машинный зал клиники. Внешне он ничем не отличался от всех тех, которые доводилось видеть инспектору. Те же металлические ящики, такие же пульты. Эрсан и Тексье подошли к одному из них, и через несколько минут в руках у Пьера было несколько стандартных карточек. Он ушел в отведенный ему кабинет и принялся изучать их.

Карточек было десять. Шесть из них он отложил сразу. Люди, зарегистрированные в них, умерли еще до начала операции. Из оставшихся он после некоторых раздумий отложил в сторону еще две. На них значились пожилые люди, и их родственники вряд могли возмутиться тем, что больных не вылечили. Оставались две карточки. На одной из них значился молодой мужчина, отец двоих детей. Попал в автомобильную катастрофу и скончался через пять дней после операции. На другой — молодая девушка. Она тоже стала жертвой автомобильной катастрофы и умерла на третий день после поступления в клинику. В карточке не было указано, какая ей сделана операция, и инспектор решил начать с этого случая.

Рано утром следующего дня инспектор поднимался на пятый этаж указанного в карточке дома. На двери нужной ему квартиры была прибита маленькая табличка «Симона Давиль». Тексье нажал на кнопку звонка и увидел на пороге молодую женщину лет двадцати пяти с нервным, но красивым лицом. Глаза ее были красны не то от слез, не то от бессонницы.

— Вам кого? — спросила она, недовольно взглянув на Тексье.

— Мне нужен кто-нибудь из родственников Мари Давиль, — как всегда в таких случаях, вкрадчивым голосом произнес Пьер.

— Ну я родственница. Что вам нужно?

— Вы ее сестра?

— Нет, я ее мать.

— Что? — только и сумел выдавить из себя удивленный Пьер.

— Я же сказала, что Мари моя дочь. А вы кто?

— Я инспектор Тексье из полиции. Может быть, мы все-таки пройдем в квартиру? Здесь не совсем удобно разговаривать.

— Да, конечно, проходите, — устало сказала женщина, и они прошли в маленькую комнату, которая, по всей видимости, была столовой.

Пьер еще раз посмотрел на женщину при дневном свете. Нет, ей никак нельзя было дать больше двадцати пяти лет. Но ведь умершей Мари Давиль было двадцать три.

— Садитесь, — сказала женщина, указывая на стул, — я знала, что рано или поздно вы придете. То есть не вы лично, а кто-то из ваших. Хотя, что вы найдете меня так скоро, я не думала. Я не собираюсь отпираться. Да, Мариуса Кристьена убила я и не жалею об этом. Но прежде, чем говорить, хочу по казать вам один снимок.

Женщина встала, вышла в соседнюю комнату и через минуту вернулась с фотографией в руках. Снимок запечатлел стоящую сейчас рядом с инспектором женщину и другую, лет на двадцать-двадцать пять старше, по-видимому, ее мать.

— Кто это, по-вашему? — спросила женщина.

— Мне кажется, что справа — вы, а рядом — ваша мать.

— Нет. Справа — моя дочь Мари, а слева — я, Симона Давиль. Снимок сделан два года назад.

Она села напротив и закурила, рассматривая растерянное лицо Тексье.

Пьер ничего не понимал и с трудом сдерживался, чтобы не выдать свою растерянность. Однако смог подметить, что сигареты, которые она курила, точно такие же, как у Люси Кристьен.

— Расскажу по порядку, — сказала Симона Давиль. — Мой муж умер десять лет назад, и мы с Мари жили вдвоем. Потом она познакомилась с неплохим парнем Мишелем. Он был техником на химическом заводе. А три месяца назад его легковая машина на повороте врезалась в столб. Мишель погиб сразу, а Мари привезли в клинику Кристьена в безнадежном состоянии.

Мариус Кристьен сам осмотрел ее и сказал, что положение тяжелое, но страшны не только и не столько переломы, сколько слабое сердце.

Я не выходила из клиники, сидела рядом с Мари. Мне говорили, что все это не нужно, что компьютер внимательно следит за больной. Но разве они могли понять состояние матери… На другой день в палату пришел Кристьен. Он сказал, что, судя по показаниям компьютера, моей дочери становится хуже, сердце явно не справляется.

Мне не хотелось верить, что это конец, и я умоляла Кристьена придумать что-нибудь. Он задумался, а потом спросил, какая у меня группа крови.

«Знаете что, мадам Давиль, — сказал он мне, — можно, конечно, использовать один шанс. Мне однажды приходилось делать это, и тогда мы спасли человека. Правда, он находился в несколько лучшем положении, чем ваша дочь». Я спросила его, что это за способ.

«Судя по вашим словам, — ответил он, — группа и резус крови совпадают. Если у вас хорошее сердце, то мы можем соединить вашу кровеносную систему с кровеносной системой дочери. Тогда ваше сердце будет работать за двоих. Гарантий дать не могу. Вам ничего не угрожает, но насколько это облегчит состояние вашей дочери и выведет ли ее из кризиса, никто не знает».

Я сказала, что готова на все, И меня положили рядом с Мари. Я не испытывала никакой боли или неприятных ощущений. В моем мозгу была только одна мысль — спасти дочь.

Примерно через час мне сказали, что Мари почувствовала себя лучше, сердце ее стало биться ритмичнее. На всякий случай ко мне тоже подсоединили различные датчики, и теперь за мной, как и за дочерью, следил компьютер.

Первые сутки прошли нормально, а потом Мари стало плохо. Врачи и медсестры делали какие-то уколы, но положение не улучшалось. И вдруг я сама почувствовала: плохо-то со мной, а не с дочерью. Я сказала об этом Кристьену, но он ответил, мол, это мне только кажется.