Павел Гейцман - Тайник

Он втиснулся на небольшую стоянку перед кафе «Оазис», расположенном на краю восточного базара. Но заведение было европейским, по крайней мере, с виду. А рядом… Ковры, драгоценности, посуда, филигрань, фрукты и древнее оружие. Козы и овцы. Сласти и, конечно, финики. На все это он уже нагляделся. Он выбрался из машины, неуверенно озираясь. Сколько же теперь времени? Восемь сорок. Где-то рядом глаза, которые следят за ним, наблюдают за каждым его движением, за испуганным лицом. Между тысячами и тысячами глаз легко спрятать пару глаз соглядатая.

Ростом он заметно превосходил окружающих. И сознавал, что его хорошо видно отовсюду. Можно и не пытаться раствориться в толпе. Он пробился сквозь людской прибой к входу в кафе. Что будет дальше — это уже не его дело.

Кафе еще пустовало. В этот час бездельничают только европейцы. Туристы, торговцы и бог знает кто. Остальные работают. Однако к вечеру кафе забьется до отказа, а утренние посетители исчезнут.

Он осмотрелся.

Сумрачно, прохладно, пахнет табаком. Минуту его глаза привыкали к темноте, потом он направился к свободному столику. Сидели здесь на стульях, а не на подушках. Знамение прогресса.

— Господин доктор Винтер? — спросил тихо официант в красной жилетке, вынырнувший из темноты за коралловой портьерой.

Он кивнул утвердительно.

— Господин доктор Ахмет Териаки просит вас пожаловать на чашечку чая… — с почтительным поклоном официант указал на другой столик.

Маленький лысый толстячок, в белой рубашке и черных брюках, проворно поднялся ему навстречу.

— Салам алейкум, — приветствовал он чинно и протянул руку. — Доктор Териаки, адвокат… Наш чай, — кивнул он официанту и подождал, пока Винтер усядется.

С минуту они молча смотрели друг на друга. Взвешивали и оценивали.

— Всемилостивейшему аллаху, — сказал наконец доктор Териаки и неопределенно пошевелил пальцами, — угодно было, чтобы сошлись наши пути. Хотел бы обратить ваше внимание, что со всеми этими… мм-м… делами я не имею ничего общего. Мне было поручено только передать вам сообщение.

— Кем поручено? — холодно спросил Винтер.

— Клиентом, имени которого я не имею чести знать, мсье. По телефону. Сегодня рано утром. Никакого вознаграждения я не получил и ничем с этим человеком не связан. Действую только под нажимом. Я ливанец, мсье, я знаю, чего стоит такое поручение. Если я не подчинюсь, в моем доме взорвется бомба… Вы иностранец, вам этого не понять, а я… — Он вытер лысину носовым платком. — Очень сожалею, мсье, что пришлось встретиться при таких обстоятельствах. У меня большая семья, я никак не могу себе позволить…

Винтер молчал. Смотрел на бедного ливанца, с ног до головы охваченного страхом. На лице маска с профессиональной улыбкой, а под ней животный страх. Чего он так боится, этот адвокатишка? Он подумал, что никак не может осознать, насколько опасно его положение. Смотрит на все глазами европейца. Да, он потрясен, он поражен этим преступлением, но до сих пор еще не видит самого дна пропасти. Не способен прочувствовать всю глубину ужаса. О похищениях и убийствах он знал до сих пор только понаслышке — как и о том, что где-то далеко от него вершится кровная месть, а неверных жен побивают каменьями. А может, все дело в том, что у него никого нет, ни многодетной семьи, ни дома, куда могли бы подложить бомбу. Он видел только одного убитого — да и того не знал совершенно, а доктор Териаки…

— Что ж, слушаю вас, — сказал он тихо, весь еще под гипнозом ощущения нереальности происходящего, не в силах поверить, что его, постороннего, вовлекли в свою игру какие-то загадочные силы этого непонятного европейцу мусульманского мира. Он разбирается в петрографии и геофизике, минералогии и организации геологической разведки, но не в проблемах и разногласиях этого мира. Что у него общего с этим миром, что общего с ним у Тиссо?

— Я должен вам передать, — проронил едва слышно адвокат, — что господин, имя которого мне неведомо, похищен. Пока вы храните молчание, его жизни ничего не угрожает, и в свое время ему вернут свободу. Зависит это целиком от вашего решения. Мне велено вас предостеречь, что вы несете всю ответственность за его жизнь. Клиент, который меня уполномочил, требует не выкупа, а некоторых услуг от вас, доктор. Эти услуги являются эквивалентом жизни того господина. Если вы откажетесь или согласитесь только для виду и попытаетесь подвести моего клиента, господин, имя которого мне неведомо, будет застрелен. Как юрист, я обязан довести до вашего сведения: если вы не сообщите о похищении полиции или другим официальным органам, вы не совершите уголовного преступления, потому что ваши действия могут поставить под угрозу жизнь потерпевшего. Ваш долг — сделать все возможное для его спасения.

— Что это значит — всё? — спросил Винтер.

— Прежде всего это означает — никаких необдуманных действий, мсье, — глубоко вздохнул Териаки. — Или вы для них потеряете цену. Ничего не предпринимайте, абсолютно ничего. Лучше бездействовать, чем действовать. Вы должны выжидать, пока они сами не свяжутся с вами. Не через меня — я всего лишь подставное лицо, меня используют, чтобы вы не смогли навести на след полицию. У них все продумано. Клиент, который меня уполномочил, не тунисец, не араб, он европеец. По-французски он говорил плохо, явно не француз… Вас ждут тяжелые испытания, мсье. Аллах учит: «Не придет к вам блаженство до тех пор, пока не пожертвуете тем, что любите всем сердцем». И вы должны жертвовать, мсье, не знаю чем, но вы-то сами знаете, конечно-

Зеленый чай давно уже остыл, дуновение жары проникало с улицы сквозь коралловые занавеси. Доктор Териаки цитировал статьи из Уголовного кодекса и суры Корана. Жизнь только сон, видение рая… Сам, однако, сбежал от этого рая. Сбежал из Ливана в Тунис, преследуемый страхом, а теперь готов и его, Винтера, опутать страхом по рукам и ногам, лишь бы он не пошел в полицию, лишь бы в доме адвоката не взорвалась бомба. Аллах подарил ему трех жен и восемь детей. С ними столько забот… Винтер подумал, что со стороны тех, кто похитил Тиссо, это был очень ловкий ход. Точно рассчитанная психологическая атака. Учли психологию человека из социалистической страны. Но почему? Почему именно он привлек их внимание? Что они могут хотеть от него, какую работу он должен для них выполнить?

— Если бы они дали о себе знать, — шепнул адвокат и отодвинул чашку с холодным чаем в сторону. — Что им передать?

— Они должны дать о себе знать? — посмотрел он испытующе.

— Нет-нет, я только предполагаю, что они это сделают. Могу я сказать, что вы подождете, пока они с вами свяжутся?

Он помолчал. В нем все кипело. Он привык бороться, не сдаваться, покорять глубины земли. Но холодный рассудок подсказывал: «Лучше бездействовать, чем действовать; остановиться и стоять лучше, чем нестись вперед. Движение означает приближение к смерти. Против такой продуманной, четко спланированной акции я бороться не в силах. Надо напрячь разум, интеллект, но прежде всего надо выиграть время».