Артур Конан Дойл - Карета призраков

— Надеюсь, господин де Гру не разделяет гнусных подозрений своего кузена. Господин де Гру давно меня знает…

— А есть ли у меня какие-нибудь основания относиться к вам с большим уважением после того, как я достаточно хорошо вас узнал? — вопросил маркиз, слегка поклонившись гостю.

Молодой человек уже готов был ответить, но вдруг осекся: в эту минуту из дальней двери, занавешенной гобеленом, в гостиную вошла девушка в белом платье, удивительно стройная, исполненная грации и изящества, с милым личиком и большими испуганными голубыми глазами. Она застыла у порога, уставившись на гостя. Низкий поклон виконта, похоже, вывел её из замешательства. Она учтиво поклонилась в ответ и, плавно пройдя по паркету позади младших дам де Гру, стала в углу за креслом, где сидела старая маркиза.

— Ты принесла мне мой веер, Леонора? — спросила старуха.

— Вот он, мадам, — тихо проговорила девушка, подавая веер.

Но, произнося эти слова, она не сводила глаз с виконта де Мори, стоявшего напротив, лицом ко всем собравшимся. Её появление, похоже, лишило их на мгновение дара речи. Шевалье по-прежнему улыбался, вперив свои чёрные глаза в Бернара, — такое выражение взгляда бывает у змей, — между тем маркиз обнаружил некоторые признаки беспокойства, а лицо его исказилось гневом.

Маленькая графиня де Гру, слабонервная, нетерпеливая особа, посмотрела на мужа, стоявшего подле неё, как бы умоляя: «Ради Бога, сделай что-нибудь, чтобы прекратить эту сцену». И граф, напустив на себя величественную важность, под стать Людовику XIV, выступил вперёд и пожелал знать, сообщил ли господин де Мори всё, что имел сообщить.

— Я предупредил вашу семью об опасности, сударь, — спокойно ответил Бернар, — и всё ещё смею надеяться, что предупредил не напрасно. Мой долг безропотно сносить ваши обвинения, к которым склоняет вас подозрительность. Я мог бы предполагать, что найду здесь такой приём. Я рад, что среди вас есть, по крайней мере, один человек, не разделяющий ваших подозрений.

— Я никогда, никогда не унижусь до этого, — послышался торопливый полушёпот из-за кресла маркизы.

Бернар поклонился в знак благодарности.

— Довольно! Это уже слишком, — тихо проговорил шевалье, обратившись к маркизу де Гру. — Вы сами положите этому конец, или прикажете мне?

Но тут вмешалась старая маркиза.

— Ну что же, прощайте, сударь, — сказала она, вставая. — Покорнейше благодарим вас. Если ваше предостережение не лишено оснований, мы, вероятно, никогда больше не увидимся с вами. Я бы только попросила вас употребить всё своё влияние, прибегнув также к содействию вашего отца, дабы по возможности сократить наше пребывание в тюрьме.

Виконт де Мори низко поклонился и вышел из гостиной. Маркиз дал знак сыну оставаться на месте и сам направился проводить виконта.

— Послушайте, что я скажу, дорогой друг, — произнёс он, заводя гостя в приёмную. — Что касается меня, то я нисколько не сомневаюсь в ваших честных намерениях. Но видите ли, вы в немилости у де Мазана и дам. Он ревнует вас, а они на его стороне.

— Позвольте с вами не согласиться. Отнюдь не все. Иначе с чего бы он стал ревновать ко мне?

— А, вы о мадемуазель. Она не в счёт. Однако послушайте: на свой страх и риск хочу предоставить вам хорошую возможность. Поезжайте с нами. Доверьтесь нашей небезопасной карете. Когда мы благополучно пересечём границу, вы можете поссориться с де Мазаном — вызовите его на дуэль и убейте, если вам так угодно. И тогда вы сможете попытать счастья…

— Вы очень любезны, сударь. Но я связал свою судьбу с Францией, Что же касается кареты, жаль, что вы никак не хотите поверить в опасность вашей затеи. Ах, позвольте хотя бы, я спасу вашу племянницу!

— Это невозможно! — отвернувшись, произнёс маркиз. — Я дал слово де Мазану и при всём желании не могу нарушить его.

— Ужасно! Какое варварство! Жертвовать такой жизнью.

— Ни слова больше. Сюда кто-то идёт. Благодарю вас за ваши добрые намерения. Прощайте.

Виконт де Мори покинул замок. Когда маркиз де Гру вернулся в гостиную, вид у него был усталый и мрачный; казалось, будто он за один миг превратился в старика.

Мадемуазель Леонора де Гру д’Иэамбер играла далеко не последнюю роль в замке. Её отец женился — весьма необычный шаг для младшего сына и, что ещё удивительнее, женился по любви — на наследнице имения Изамбер. Таким образом, он стал владельцем большого поместья с великолепным замком и обрёл полную независимость от родителей. Но фортуна улыбалась ему недолго. Он и его жена умерли в молодом возрасте, а их единственный ребёнок был отдан на попечение бабушке — старой маркизе де Гру.

Леонора, тихая, застенчивая девушка, во всём беспрекословно подчинялась величественной, строгой и властной старухе, что было необычно даже для Франции того времени. Ей прочили в мужья де Мазана, бессердечного салонного фата, который был к тому же на двадцать лет её старше. «Умён, прекрасно воспитан, аристократ; обаятельный человек», — твердили де Гру всякий раз, когда заходила о нём речь. Лишь один маркиз не присоединял свой голос к хвалебному хору: кое в чём он расходился во мнениях с блестящим кузеном своей жены. Разумеется, открыто несогласие не проявлялось — лишь нет-нет возникали сомнения: неужели и впрямь можно быть таким алчным, скупым и жестоким и в то же время первенствовать среди людей благородного сословия.

Господин де Мазан ещё не был даже помолвлен с мадемуазель д’Изамбер, но все понимали, что их брак дело решённое, и одобряли его. Кто как не шевалье лучше всех распорядится прекрасными поместьями д’Изамбер. Родственные отношения шевалье с де Гру тоже говорили в его пользу. Леоноре шёл уже девятнадцатый год, и её брак с де Мазаном, возможно, уже состоялся бы, если бы не известные волнения во Франции, которые заметно остудили пыл шевалье.

Замок д’Изамбер находился недалеко от Парижа, в самой гуще революционных событий, и господин де Мазан рассудил за благо подождать, когда волнения улягутся, дабы не обременять себя хлопотами о молодой невесте, поневоле выходящей за него замуж. Её родственники сами позаботятся, чтобы она от него не ускользнула.

А предстоящая эмиграция избавит её от влияния молодого Бернара де Мори. Его отец, граф де Мори, ближайший сосед де Гру, никогда особенно не питал к ним дружественных чувств. Его отношение к знати было до того своеобразно, что не вписывалось ни в какие великосветские традиции. Тем не менее, до последнего года Бернар часто бывал в замке де Гру; давнишняя детская дружба между ним и Леонорой переросла в некое чувство, не менее нежное и пылкое, по причине своей безнадёжности, а также потому, что оно не выражалось напрямую и изъяснялось лишь немногими словами.