Луи Буссенар - Из Парижа в Бразилию

Вечером они довольствуются часто весьма малой пищей: дадут им по рыбе, да и то сплошь да рядом гнилой, и собаки ложатся спать, сбившись все в кучу, чтобы теплее было, а наутро просыпаются свежие и бодрые, готовые к новым трудам.

Якуты предпочитают собак оленям, во-первых, потому, что они дешевле, во-вторых, потому, что они гораздо выносливее и неприхотливее последних.

Якут сел с Лопатиным в переднюю нарту; на две следующие нагрузили багаж, а на четвертой поехали Жюльен и Жак.

На всякий случай французы положили около себя заряженные винтовки.

Караван двинулся. Собаки понеслись во всю мочь.

Якут-проводник бесстрашно пустил свою нарту не по дороге, а прямиком по снежной равнине, зорко вглядываясь в туманную даль, нет ли чего подозрительного.

К вечеру доехали до цепи Верхоянских гор и на вершине ее провели ночь. Ночлег был чисто сибирский: вырыли пещеру в снежном сугробе да в ней и спали.

Предсказание Лопатина сбылось: наверху оказалось гораздо теплее, чем внизу, в долине. В долине замерзала ртуть, а здесь градусник показывал только 17° холода по Реомюру. Это ниже средней зимней температуры Якутска.

На другой день собаки пробежали около ста тридцати верст.

Якут отыскал покинутую юрту и решил сделать в ней ночлег.

Друзья расположились там, развели огонь и за ужином принялись обсуждать свое положение.

Оно было не из приятных. Приходилось, бросив накатанную дорогу, ехать по целине, чтобы скрыть свои следы от шайки беглых каторжников, привлеченных предателем-ямщиком.

Как быть, если шайка окажется многочисленной?..

— Остается только положиться на наши добрые винтовки, вот и все, — заметил в заключение разговора Жюльен. — А теперь мне хочется лишь одного: спать.

— Надо по очереди караулить, а то на нас могут напасть врасплох, — возразил Лопатин.

— Спите спокойно, — сказал якут. — Я беру все на себя. Сон у меня чуткий — чуть что, сейчас услышу и разбужу вас.

Вскоре усталые путники заснули глубоким сном.

Нападение. — Два удачных выстрела. — Вперед. — Сибирские собаки. — Еще полторы тысячи верст. — Молодец на все руки. — Что может сделать якут. — Исследователи Сибири. — Сибирские леса и низкорослые деревья. — Предел растительности. — Тундра. — Дикая стая.

Среди глубокой ночной тишины спящих разбудил голос якута:

— Барин, барин!.. Вставай!

Лопатин и французы вскочили в мгновение ока и схватились за винтовки.

— Что такое? — спросил меховой торговец.

— Варнаки! — коротко и сухо ответил якут.

Лопатин выбежал из двери юрты, вглядываясь в темноту. Вдали слышался гулкий топот лошадей по снегу, как будто скакал конный отряд, но ничего не было видно.

— Да это, должно быть, настоящие разбойники! На лошадях!

— На лошадях или пешком, — возразил Жюльен, — но во всяком случае мы им дешево не дадимся.

Топот приближался. Вот уже в темноте стали вырисовываться неясные очертания скачущих всадников. Их было человек десять или двенадцать. Вдруг луна, все это время скрывавшаяся за тучами, выплыла на прояснившемся небе, и разбойников стало видно ясно, как днем.

Они были вооружены какими-то странными пиками, вроде казацких, и сидели на малорослых, но выносливых степных лошадках. Вероятно, у многих были еще и пистолеты, но, во всяком случае, все это уступало вооружению путешественников, давая последним большое преимущество, как и возможность использовать юрту в качестве своеобразной крепости.

Предводитель разбойников скакал впереди. Пики у него не было, а за плечами висело ружье. Кроме того, у пояса маячила казацкая шашка, а в кобурах седла зоркий Лопатин разглядел револьверы.

Скачущие всадники приблизились к юрте шагов на пятьдесят. Путешественники взвели курки и прицелились.

— Стой! Кто вы? — крикнул Лопатин. — Остановись или мы стреляем!

Вместо ответа всадники гикнули на лошадей и понеслись еще быстрее к юрте.

Три путешественника разом выстрелили.

Под одним из всадников упала лошадь. Другой с ругательствами выронил пику из раненой руки. Но тем не менее разбойники продолжали скакать к юрте. Лишенный лошади бежал за товарищами бегом.

— Кто вы? Что вам нужно? — опять окликнул их Лопатин.

— Мы-то? Мы вольные люди, — отвечал, осаживая лошадь, предводитель шайки, громадный рыжий мужик со зверским лицом.

— Что вам нужно?

— Об этом после поговорим… А теперь вот что: долой оружие.

— Сила солому ломит, — произнес Лопатин и, значительно переглянувшись с французами, направился к атаману, как бы с намерением отдать ему свою винтовку.

Тот выехал еще несколько вперед, нагнулся с лошади и протянул руку к подаваемому ружью. В эту минуту Лопатин с быстротой молнии вынул из кармана револьвер и в упор выстрелил в ухо лошади атамана.

Лошадь упала, увлекая и всадника. Лопатин кинулся на него, схватил его железною рукою за горло, приставил ко лбу револьвер и выстрелил…

Разбойник был убит наповал.

Жюльен и Жак снова выстрелили из своих винтовок. Еще двое повалились смертельно раненные. Остальные, совершенно деморализованные смертью предводителя, обратились в поспешное бегство.

— Снова мы спасены благодаря вашей решительности и присутствию духа! — обратился к Лопатину Жюльен, горячо сжимая его руку.

— Я и сам не ожидал, что мы так дешево отделаемся. Но, очевидно, это были еще не настоящие, не закоренелые варнаки, а новички; от старых, опытных варнаков мы не избавились бы так легко. Те никогда бы не совершили такого детски неумелого нападения.

Остаток ночи друзья благодаря понятному нервному возбуждению провели без сна. Якуты этим временем разрубили на части убитых лошадей и сложили куски мяса на нарты. Это было очень кстати: для собак таким образом пополнился запас обильного и питательного корма.

Рано утром все было уже готово, и путешественники, покинув юрту, двинулись дальше.

До Берингова пролива им оставалось еще около двух тысяч верст. Даже если усиленно кормить собак и при условии, что бежать они будут изо всех сил, преодолеть это расстояние можно по меньшей мере дней за шестнадцать или семнадцать.

Якут-проводник опять поехал впереди, погоняя собак по утомительно однообразной снежной равнине. Долго ехали путешественники вдоль Станового хребта, который от места, где он образует узел с Верхоянскими горами, тянется с запада на восток на протяжении пятисот верст и затем, повернув к северо-востоку, углубляется в землю чукчей.

Разговоров дорогой не было. Лопатин ехал в передних санях с якутом-проводником, а Жюльен с Жаком — в последних. Закутанные с головою в воротники своих шуб, французы изредка лишь перебрасывались между собой двумя-тремя словами. Сани однообразно скрипели полозьями по мерзлому снегу, усыпляя путников своим мерным и покойным скольжением.