Луи Буссенар - Из Парижа в Бразилию

Сидевшие рядом три джентльмена жевали табак и постоянно сплевывали на пол.

Состроив гримасу отвращения, Жак поспешно вернулся на прежнее место и вновь углубился в чтение. Но тут вдруг он почувствовал легкое прикосновение к затылку.

Быстро обернувшись, он увидал на уровне своего лица две огромные подошвы. Какой-то пассажир, сидевший сзади, преспокойно положил свои ноги на спинку кресла Жака.

Это показалось французу несколько фамильярным. Но как тут протестовать, когда почти все пассажиры в вагоне сидели точно в таких же позах, нисколько не шокируя друг друга.

Жюльен взглянул на друга, увидал его страдальческую мину, и громко расхохотался.

— Ну, что бы ты сделал на моем месте? — спросил его Жак, вставая. — Лучше научи меня, чем смеяться.

— Во Франции я предложил бы такому господину перейти в вагон для транспортировки скота, — отвечал Жюльен. — А если бы он не послушался, то дал бы ему пощечину. В Америке дело другое: в каждой стране свои нравы, и в чужой монастырь со своим уставом не лезут.

— Нет, право, — проворчал Жак, — якуты, буряты и чукчи мне гораздо больше нравятся: они добродушнее и человечнее, наконец, даже благовоспитаннее. Эти же меня просто бесят своим наглым невежеством.

— Только, пожалуйста, не думай с ними связываться, — испугался за друга Жюльен. — Ей-богу, не стоит; их ты все равно не перевоспитаешь, только себя поставишь в смешное положение.

Эти мудрые слова на время смирили гнев Жака. Вскоре наступила ночь, и наши путешественники, после плотного, хотя и не изысканного ужина, расположились на ночлег в спальном вагоне.

Перед тем как лечь, Жак по привычке разложил возле своего спального места на ручном чемоданчике кое-какие туалетные принадлежности, купленные им при проезде через Иэль: мыло, гребенку, пилку для ногтей и непременную зубную щетку.

Я говорю непременную, потому что допускаю, что можно обойтись без белья, без платья, без сапог, без чулок, без соли, без табаку, без чего угодно, — но не допускаю возможности обходиться без зубной щетки.

Жак Арно разделял мое мнение и потому хранил свою щетку как зеницу ока — и сохранил, несмотря на все беды и напасти, которые ему пришлось вынести.

Оцените же, читатель, меру возмущения его при пробуждении, когда он увидал, как сосед — тот самый, который клал свои ноги на спинку его кресла, — преспокойно кладет на место его зубную щетку, вычистив ею свои огромные волчьи зубы.

Задыхаясь от ярости, Жак наскоро оделся, натянул сапоги и дрожащим голосом спросил бесцеремонного янки:

— Вы посмели… взять… мою щетку?..

— Yes, sir, — отвечал тот, удивляясь, из-за чего это так волнуется незнакомый пассажир.

— Моей щеткой… вы чистили свои зубы?..

— Что же тут особенного? Между путешественниками всегда существует обмен мелкими услугами. Ведь вы, надеюсь, не отказали бы мне в щетке для ногтей, для платья или для сапог?

Такое глубокое непонимание самых элементарных вещей озадачило и обезоружило Жака.

Но, к несчастью, он вдруг услыхал воркотню соседей. Ему показалось, что над ним смеются.

— Неужели вы думаете, что я стану после вас чистить свои зубы? — произнес он дрогнувшим от гнева голосом.

— Как вам угодно… Ведь я же чистил после вас.

Сказав это, американец вдруг как бы спохватился. Ему пришла в голову весьма опрометчивая мысль.

— А чтоб не было лишних разговоров, — флегматично продолжал он, — вот мы на чем с вами порешим. Щетка стоит, вероятно, не дороже шиллинга? Я вам заплачу за нее доллар, только оставьте меня в покое.

С этими словами американец сунул руку в жилетный карман, достал серебряный доллар и кинул его Жаку.

Оскорбленный француз света не взвидел от злости, хрипло вскрикнув, он кинулся на янки и прежде чем успел вмешаться Жюльен, ударил его кулаком прямо в лицо с ловкостью и силой настоящего боксера.

Американец, взмахнув руками, упал и растянулся вдоль коридорчика вагона.

— Ловко, черт возьми! — сказал Перро. — Молодец, земляк! Честь вам и слава!

— Слава славой, а неприятностей нам все-таки не избежать, — заметил Жюльен.

Между тем к поверженному кинулись соседи, спрыснули его водой и помогли встать на ноги. Но, Боже мой! — каким великолепным синяком было украшено его лицо!

Увидав Жака, подле которого стояли Жюльен и Перро, он опознал в нем своего оскорбителя.

— Полагаю, — холодно сказал он, — что вы имели намерение меня оскорбить?

— Оскорбить? Нет, — отвечал Жак, — я просто хотел вас наказать за вашу наглость.

— Я полковник Сайрус А. Бутлер. Я убил на дуэли пять человек.

— Вы просто хвастун. Оставьте эти хвастливые выходки опереточным полковникам и не пытайтесь меня запугать: это вам не удастся. Потрудитесь сформулировать, чего именно вы от меня добиваетесь?

— Я желаю знать, имели вы намерение меня оскорбить или только подраться?

— Оскорбить. Наказать и оскорбить.

— В таком случае я вас убью.

— Опять хвастаетесь? Впрочем, если вы серьезно предлагаете мне дуэль, то я к вашим услугам. Вот и свидетели мои; потрудитесь указать ваших.

Полковник молча поглядел на Перро и Жюльена, кивнул одобрительно головою и перевел глаза на остальных пассажиров.

Потом его вдруг как бы осенила внезапная мысль, и он спросил Жака, не давая прямого ответа на его предложение.

— Вы куда едете? В Сан-Франциско?

— Да. А что вам до этого?

— Как что? Я сам туда же еду. И долго вы думаете там пробыть?

— Недели две.

— Хотите отложить дуэль на этот срок? Вам же лучше: подольше сохраните себе жизнь.

— Благодарю вас. Вы очень добры. Но почему не сейчас?

— Потому, во-первых, что вы дольше проживете на свете, а во-вторых — у меня есть дело в Сан-Франциско. Я еду жениться и, кроме того, «подогреть» выборы моего будущего тестя в сенат.

Ситуация Жаку казалась все смешнее и смешнее.

— Но какое же отношение может иметь наша дуэль к женитьбе и сенатским выборам? Одно другому не помешает, я думаю.

— Отец моей невесты, мистер Даниэль Вельс, сам тоже уложивший на дуэли пять человек, никогда мне не простит, если я не приглашу его к себе в секунданты. С другой стороны, моя невеста, мисс Леонора Вельс, большая любительница всякого рода спорта и сама прекрасно стреляет. Она будет моим вторым секундантом.

— Полковник, — сказал Жак, состроив серьезную гримасу, я должен вам сказать, что вы замечательный оригинал. Знаете, что я думаю о вашем предложении?

— Что?

— Я нахожу его великолепным. Кроме того, я считаю вас превосходнейшим зятем и лучшим в мире супругом…

— Следовательно, вы соглашаетесь…

— Драться в Сан-Франциско в тот день, когда нам обоим покажется удобным.

— Вы настоящий джентльмен, и я очень рад, что не вытащил револьвера сейчас же, как только встал на ноги после вашего удара. А сказать по правде, у меня было это желание, и я собирался пристрелить вас как собаку.