Майн Рид - Изгнанники в лесу

Шум, который услышали наши путешественники, раздавался где-то на берегу реки и с каждой минутой становился громче; это говорило о том, что обезьяны приближались. И, действительно, несколько минут спустя их можно было уже заметить, а еще через несколько минут — рассмотреть и способ их передвижения, который был в высшей степени любопытен. Маримонды никогда не спускаются с деревьев, по которым лазят с быстротой белки. Когда им приходится перебираться с одного дерева на другое, они цепляются хвостом за ту ветку, на которой сидят, и, опершись о нее, бросаются вперед, причем ветка из-за полученного толчка действует как пружина и подталкивает обезьян; таким образом им удается достать своими длинными и худыми руками первую попавшуюся ветвь другого дерева.

В стаде находилось много самок; их можно было отличить по детенышам, которых они несли на спинах. Время от времени та или другая мать заставляла детеныша спуститься с ветки на ветку, сама прыгая впереди и показывая, как это делается. Если расстояние, разделявшее два дерева, было слишком велико, чтобы самки могли перепрыгнуть через него с детенышами на спинах, то самцы, перебравшись на другое дерево, протягивали им оттуда свои длинные руки и таким образом уменьшали расстояние. И все эти движения совершались под непрерывные разговоры, сопровождаемые радостными восклицаниями, оживленной жестикуляцией и мимикой.

Часть леса, где находились маримонды, примыкала к мысу со стороны, противоположной той, на которой росли персиковые пальмы. Добравшись до границы леса, обезьяны остановились и повисли на деревьях головами вниз — положение, которое они часто принимают на несколько минут, не переставая при этом все-таки бормотать. Было очевидно, что на этот раз они обсуждали какой-то важный вопрос; наконец, общий крик засвидетельствовал, что решение принято. Вслед за тем все обезьяны спустились на землю и направились к пальмам. По неловкости их движений, по трудности, с какой они тащились по земле, сразу было видно, что они не созданы для жизни на ней. Ладони их рук, предназначенные для того, чтобы схватывать ветви, не могут выпрямляться и опираться о плоскую поверхность, из-за чего обезьяны вынуждены их сжимать и идти на сжатых кулаках. Но вот они добрались наконец до пальм и, не переставая разговаривать, устремили взоры на плоды — предмет их желаний, — рассуждая, без сомнения, о том, как бы их достать. Не было ни одного ствола, который не усеяли бы колючки, и ни одной кисти, которая не висела бы слишком высоко. Но это препятствие, казалось бы непреодолимое, не остановило обезьян. Рядом с пальмами рос заманг — один из видов мимозы, который принадлежит к числу самых красивых деревьев Южной Америки. Этот заманг, очень высокий, имел на высоте приблизительно семидесяти футов горизонтальные ветви, покрытые нежными перистыми листьями. Несколько маримонд, самых больших и сильных в стаде, тотчас взобрались на эти ветви. Первая из них уцепилась хвостом за ветку, которая наиболее приближалась к персиковой пальме, и попробовала достать плоды. Но как она ни старалась, до плодов оставалось расстояние в десять — пятнадцать футов. Попытались другие, и также безуспешно. Леон думал уже, что они тотчас слезут с дерева. Но вот несколько обезьян собрались вместе на одной ветке. Первая зацепилась хвостом за ветку и повисла на ней вниз головой, другая взобралась ей на спину, обвилась вокруг нее своим хвостом и тоже повисла, третья таким же образом повисла на второй, и наконец руки четвертой достали желанные плоды. Несколько минут она отрывала руками и зубами кисти, которые тяжело падали на землю. Маримонды, стоявшие внизу под деревом, подхватывали их с громкими криками радости и тут же ели, а находящиеся вверху работали все усерднее, зная, что им надо накормить все стадо, они перебрасывались с одного дерева на другое, раскачивая с помощью рук и ног цепь, которую сами составляли. Когда они сбили все плоды, которые смогли достать, последняя обезьяна перебралась по спинам трех других на ветку и спустилась с дерева, чтобы принять участие в общем пиршестве. Вслед за ней таким же образом спустились и три остальные.

Вид маримонд пробудил в индейце желание полакомиться жарким из них. И уж, конечно, он не дал бы им возможности спокойно устроить свой пир, если бы дон Пабло, пожелавший увидеть все подробности вышеописанной сцены, не удержал его. Но как только любопытство семьи было удовлетворено, Гуапо с сарбаканом в руках поднялся. Леон, вообще не отстававший от него, тоже встал. Но так как место, где они находились, было совершенно открытое, то стадо тотчас заметило их, со всех ног бросилось к лесу и прежде, чем индеец успел выпустить стрелу, скрылось на деревьях среди густой листвы и лиан. Тем не менее индеец, сопровождаемый Леоном, пустился в погоню, очень скоро он тоже был в лесу, где обезьяны немедленно атаковали его: целый град поломанных ветвей, кусков коры, полусъеденных персиков посыпался на него с ветвей. Вы, конечно, не можете представить себе, до какой степени трудно преследовать стадо обезьян в лесу: между тем как охотников на каждом шагу задерживают переплетшиеся растения, кусты, деревья, образуя порой просто непроходимые чащи, обезьяны совершенно беспрепятственно перебегают с дерева на дерево и в конце концов ускользают от преследования. Так было бы скорее всего и с Гуапо, если бы он не заметил одну бедную маримонду, отставшую от других, которая, казалось, более заботилась о том, чтобы скрыться, чем бежать. Она спряталась среди листьев и сидела там молча и неподвижно. Гуапо различил только маленькую часть ее тела, но больше ему и не нужно было. Он тотчас поднес сарбакан к губам, в воздухе промелькнула стрела, послышался жалобный крик, вслед за тем листья зашелестели от судорожных движений маримонды, и она испустила последний возглас, на который ответили ее удалившиеся сородичи. Мертвое тело обезьяны под действием собственной тяжести повисло на хвосте, ослабить хватку которого не смогла и сама смерть.

Гуапо знал, что если не снимет тело маримонды, то оно так и будет висеть в том же положении до тех пор, пока не сгниет настолько, что куски начнут отваливаться сами собой, или пока какая-нибудь хищная птица или муравьи не съедят обезьяну на месте. Поэтому он взялся за топор, чтобы срубить дерево, потому что добыча в его глазах была ценна и стоила труда. Но вдруг ему показалось, что другая обезьяна раздвигает ветви возле той, которую он убил. И действительно, крошечное создание появилось из-за листьев, спустилось по хвосту к туловищу убитой, обвило руками ее шею и начало стонать от сильного горя: бедная крошка оплакивала свою мать, которую убил Гуапо.