Владимир Рыбин - Искатель. 1978. Выпуск №2

Я схватил ее за руку.

— Сидите! — Сердце мое готово было вырваться из груди. Хорош бы я был, если бы не взял машину Сиборна! — Они ищут не вас, а машину. Сидите спокойно и не дрожите!

Ее всю трясло, но, когда в нашу сторону направился один из полицейских, ей удалось взять себя в руки.

Из машины, стоящей перед нами, вылез крупный широкоплечий мужчина. Когда к нему подошел полицейский, мужчина дал волю гневу:

— Какого черта нас тут держат? У меня дела в Пальмовой бухте. Неужели вы, работнички, не можете освободить дорогу?

Полицейский неторопливым движением осветил его фонарем с головы до ног.

— Можете заехать в участок и написать жалобу, если считаете нужным. — Таким голосом можно было счистить ржавчину с днища корабля. — Только поедете не раньше, чем мы закончим и позволим вам ехать.

Мужчина сразу стал словно ниже ростом.

— В чем все-таки дело, скажите? — спросил он куда менее агрессивным тоном. — Нам придется пробыть здесь долго?

— Кто-то совершил наезд и скрылся. Мы проверяем все машины, идущие из города, — процедил полицейский, — но надолго вы не задержитесь.

Он осмотрел его машину и подошел к моей. Когда он начал шарить лучом фонаря по крыльям, дверцам и бамперам, я стиснул руль до боли в пальцах.

Полицейский, крепко сбитый здоровяк с вырубленным из камня лицом, заглянул в машину и оглядел сначала меня, а потом Люсиль, которая съежилась и затаила дыхание. Он, однако, ничего подозрительного не заметил и пошел дальше.

Я положил руку на ее плечо.

— Вот видите! И совсем ничего страшного.

Ничего страшного? Я обливался холодным потом.

Она не ответила. Зажав руки между колен, она прерывисто дышала, будто семидесятилетняя старуха, которой пришлось взбираться по лестнице.

Передняя машина поехала, и мы двинулись следом. С полкилометра мы ползли как черепахи, потом скорость увеличилась.

— Они искали меня, скажите, Чес? — Голос ее дрожал.

— Они искали машину и не нашли ее.

— А где она?

— Там, где они не найдут. Только, ради Бога, не сходите с ума, сидите тихо и спокойно!

Мы подъехали к развилке, которая вела к Пальмовому бульвару. Выбравшись из общей колонны, я сразу прибавил скорость и в десять минут первого уже подъезжал к воротам «Гейблз».

— Завтра в десять я вас жду, — напомнил я.

Медленно, словно ноги ее были налиты свинцом, она вылезла из машины.

— Чес, мне так страшно! Ведь они искали меня!

— Да нет же, они искали машину. Ложитесь спать и постарайтесь обо всем забыть. Ни вы, ни я до утра ничего сделать не сможем.

— Но они проверяют все машины! Полицейский же сказал! — Она совсем растерялась, в глазах застыл ужас. — Они же найдут нас, Чес! Найдут! Может, все-таки лучше сказать Роджеру? Он обязательно что-то придумает.

Я глубоко, натужно вздохнул.

— Нет, — сказал я, стараясь не повышать голос. — Он ничем не сможет помочь. Я справлюсь с этим делом сам. И вы должны на меня положиться.

— Если меня посадят в тюрьму, я этого не переживу.

— Никакой тюрьмы не будет. Не надо паниковать. Обо всем поговорим завтра.

Она попыталась взять себя в руки.

— Что ж, подождем до завтра, если вы так считаете, — сказала она. — Но, Чес, если вы не уверены, что справитесь сами, я лучше скажу Роджеру.

— Справлюсь! А теперь отправляйтесь спать и предоставьте все мне.

Мгновение она смотрела на меня, потом повернулась и неверной походкой зашагала к дому.

Я смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду, потом сел в «понтиак» и поехал домой.

На плече у меня скрюченным гномом сидел страх.

Наступило утро. К десяти часам нервы мои настолько расходились, что я выпил подряд два двойных виски, пытаясь успокоиться и подавить гнетущее ощущение опасности, которое не оставляло меня всю ночь.

Спал я скверно, уже в семь утра поднялся и принялся вышагивать по дому, с нетерпением ожидая, когда мальчишка-почтальон принесет газеты. Черт знает почему он пришел только после восьми. Наконец, когда я уже вышел на крыльцо подобрать оставленные им газеты, появился мой слуга — филиппинец Тоти.

Раскрывать газеты в его присутствии я не решился, велел ему вымыть посуду и уходить домой.

— Я сегодня на работу не иду, Тоти.

Он озабоченно посмотрел на меня.

— Вы заболели, мистер Скотт?

— Нет, просто намерен в выходные как следует отдохнуть, — объяснил я, направляясь к террасе. Газеты огнем жгли руки.

— У вас такой вид, будто вы заболели, — объявил Тоти, все так же серьезно глядя на меня.

— При чем тут мой вид? — буркнул я. — Убери все после завтрака — и можешь быть свободен.

Скорее, скорее раскрыть газеты! Ни о чем другом я уже не мог думать. Все же я с трудом сделал над собой усилие. Тоти парень с головой, нельзя допустить, чтобы он что-то заподозрил.

— Я сегодня собирался сделать на кухне генеральную уборку, мистер Скотт, — сказал он. — Уже давно пора. Я вам мешать не буду.

Следя за своим голосом, я медленно произнес:

— Уборка подождет до понедельника. Я не так часто отдыхаю в выходные, а сегодня хочу как следует побездельничать, чтобы никто не мозолил мне глаза.

Он пожал плечами.

— Ладно, мистер Скотт, дело хозяйское.

Я снова пошел к террасе.

— И знаете еще что…

— Что там еще?

— Ключи от гаража вы мне не дадите?

Сердце мое екнуло. Естественно, он захочет знать, что делает в моем гараже «понтиак» и куда девался «кадиллак». «Кадиллак» был его любимой игрушкой, он постоянно его чистил и холил, и именно благодаря ему машина после полутора лет бурной езды все еще выглядела как новенькая.

— Зачем они тебе?

— Там у меня лежит кое-какая ветошь, мистер Скотт. Я отнесу тряпки домой, и сестра их постирает.

— Черт возьми, неужели это такая важная проблема! — окрысился я. — Оставь меня в покое, ради Бога. Я хочу почитать газеты.

Я добрался наконец до террасы и бухнулся в кресло. Услышав, что Тоти пошел на кухню и начал там возиться, я дрожащими руками развернул газеты.

На разные голоса и заголовки все без исключения газеты кричали об одном и том же: совершенное вчера вечером преступление на дороге положит преступлениям на дороге конец. Первые страницы во всю типографскую мочь вопили о том, что такого подлого и зверского дорожного убийства история еще не знала.

Из статьи в «Палм-Сити инкуайерер» следовало, что погибший полицейский Гарри О'Брайен был гордостью полиции. Все три газеты поместили фотографию О'Брайена. Судя по внешнему виду, это был типичный для нашей полиции безжалостный зверюга лет тридцати, с безгубым ртом и тяжелыми, грубыми чертами лица.