Владимир Рыбин - Искатель. 1978. Выпуск №2

— Сам не сам — не знаю. А только ночью пошел немецкий патруль к берегу, ан нет, не пускают. Мы было обрадовались, когда стрельба началась, думали — наши пришли. А наших-то было всего ничего — один Иван. И откуда только взялся?!

— Значит, он стрелял?

— А что делать, когда обступили. Был тут гауптман Кемпке, прямо пеной изошел, пока кричал на своих. А они только сунутся, глядишь, кто-то уж лежит. Метко стрелял Иван, это я еще по-довоенному знал…

Теперь мы с Игорем переглядывались поуверенней. Все-таки свидетельство: если отбивался, значит, не попал в руки немцев, не предал. И значит, приврал тот, кто писал «быль».

— А вы уверены, что это был именно Иван Курылев? — осторожно спросил я.

— Да ведь назвался.

— Кому?

— Немцам. В переговоры вступил. Сказал, что утром в поселок придет, сдастся. А утром немцы сунулись, а он их пулеметом… Ну а потом я его и сам видел.

— Убитого?

— Зачем? Парламентером к нему ходил… Чего вы уставились? Гауптман Кемпке приказал. Велел записку передать, ультиматум, значит. — Дед постучал кулаком по твердому колену. — Тогда у меня своя нога-то была…

Слова деда Семена обрушивались на нас как лавина. Не успеешь опомниться от одной новости, тут тебе вторая и третья.

— Погодите, Семен Иванович! Какой ультиматум?

— Записку. Я ж говорю: гауптман Кемпке послал. Он тут в поселке главным был. Велел передать в собственные руки обороняющемуся Ивану. Я и пошел с той бумагой, как с белым флагом…

— А что в бумаге?

Он посмотрел на нас снисходительно, как на детей.

— Если вы думаете, молодые люди, что у гауптмана Кемпке можно было своевольничать, так очень даже ошибаетесь…

— Испугались?

Спросил я это, может, самую малость с ехидцей, потому что непонятно было, как это держать в руках такую бумагу и не взглянуть на нее.

Дед очень точно уловил это мое ехидство, сразу взъерошился весь, вскочил, забегал по половику, задевая протезом за стулья. На полу лежали, резко контрастируя с сумрачной хатой, полосы солнечного света. И мелькание деда из солнца в тень и обратно еще усиливало впечатление его нервозности и суеты.

— Вот что, молодые люди, молодые да ранние! Если думаете, что я пособником немцев стал, так идите вы отсюдова, идите и идите…

— Нельзя же так, — возмутился я, но было уже поздно.

— Идите и подумайте дорогой, что есть храбрость, а что глупость. Я и тогда постарее вас был. Пусть-ка приходит ваш начальник, он уж поймет, ему и расскажу…

Наша экспедиция позорно проваливалась. Страшно было подумать, что скажет начальник заставы, когда мы доложим об этом инциденте. А может, ничего не скажет, только посмотрит с укоризной, что ничуть не легче. Может, даже и тяжелее, потому что всегда тяжко, если тобой недоволен человек, которого ты уважаешь.

— Извините, Семен Иванович, — промямлил я. Но дед уже ничего не хотел слушать. Покружив вокруг стола и сбив все половики, он нырнул в соседнюю комнату и затих там.

— Нда, выяснили! — со злостью сказал Игорь, не глядя на меня. — Надо Таню звать, теперь только она поможет.

Уж не знаю, с чего он взял, что Таня окажется красноречивее нас. Наверное, все время думал о ней, вот и сказал. Но, странно, меня как-то не задела эта мысль. Может, потому, что я уже придумал, как обойти строптивого деда.

— Надо разыскать окоп, в котором был Иван. Раскопаем, гильзы найдем, может, и оружие…

У меня не повернулся язык сказать, что там же могут оказаться останки и самого Ивана. Если он погиб в своем окопе, то там его и закопали.

— Как мы найдем? Без деда? — сказал Игорь.

— А я покажу, — послышался нервный тонкий голосок.

В углу сидела Волька, про которую мы совсем забыли за разговором, сосала свою конфету.

— Откуда ты знаешь?

— Дедушка говорил. Ходили купаться в бухту, он и говорил. Я еще гильзу нашла. — Она стремительно нырнула под кровать, громыхнула там каким-то ящиком и протянула нам позеленевшую помятую гильзу, каких теперь не увидишь на заставе, — большую, с узким горлышком для пули.

— Ух ты, молодчага! — Обрадованный, я схватил Вольку за узкие плечи, но она вырвалась и отскочила, словно ее собирались укусить.

Торопясь и толкаясь, мы вышли на крыльцо. И тут услышали голос деда Семена, выглядывавшего в форточку:

— А чего вы вспомнили-то его, Ивана-то?

Это был резонный вопрос, и странно, что дед не задал его в самом начале разговора.

— Это мы и собирались сказать, да ведь вы сами не захотели слушать, — сказал я елейным голосом.

— Не захотели, не захотели, — проворчал он и через минуту, стуча протезом, вышел на крыльцо. — Али нашли чего?

— Нашли. Родственника. Вот он — Курылев.

Дед скептически оглядел Игоря с ног до головы и сказал, обращаясь к нему:

— Ну пошли, раз так, покажу.

Мы шли по поселку своеобразным строем: впереди дед, за ним мы с Игорем, дальше — Волька с гильзой в кулаке. На нас оглядывались, спрашивали, посмеивались, что, мол, такое натворил дед, что его ведут пограничники? Мы проходили молча, но у Вольки язык был не завязан, и она, не останавливаясь, охотно разъясняла, что приехал родственник убитого в войну пограничника и теперь дед идет показывать его могилу. Такое сообщение, необычное в тихом поселке, привлекало внимание, и к окраине мы подошли уже с порядочным эскортом мальчишек. И только там, на окраине, я вспомнил предупреждение начальника заставы не разглашать пока истории с Иваном. Но теперь тайны больше не существовало, и нам оставалось только одно: самим лишить эту историю ореола тайны и тем исключить слухи.

Громко, чтобы все слышали, я начал рассказывать деду про катер, упуская, разумеется, все лишнее. Дед слушал вполуха. Так мне показалось, потому что он был возбужден, то и дело оглядывался, иногда забегал вперед и шагал задом, смешно дергаясь, прихрамывая на своем протезе. И поминутно перебивал.

— Значит, не утонул катер-то?… А чего они Ивана оставили?

Ответ на этот вопрос мы и сами хотели бы знать. Я уж думал: может, матрос, которого посылали за Иваном, просто испугался, что уйдут без него, и вовсе не искал? Никак не укладывалось в сознании, что так вот просто взяли и бросили товарища на верную гибель.

За окраиной поселка начиналось поле, полого поднимавшееся к морю. Оно было еще по-зимнему серым. Кое-где росли упругие мелкие кусты, и повсюду были разбросаны белые камни, похожие издали на высушенные ветром кости сказочного древнего побоища.

Дед провел нас вдоль окраины поселка и свернул на знакомую дорогу, ведущую к бухте. Теперь говорил он, торопясь, словно боясь не успеть, рассказывал, как шел этой степью, думая только об одном: чем бы помочь Ивану. Была б винтовка — залег бы рядом и принял вместе с ним геройскую смерть. Но не было винтовки, и он надумал только одно: договориться с Иваном о совместном плане действий. Что ночью он устроит в поселке какую-нибудь заваруху, пожар там или еще что, а Иван чтоб уходил куда-нибудь. Только когда увидел Ивана, понял: не уйти ему — израненный весь, лицо черное от пыли и крови, а правая рука висит плетью, перебитая.