Борис Солоневич - Рука адмирала

— Впрочем, не в этом дело. На вас тут донос глупый имеется, что вы с матросами иностранных пароходов возитесь, переписку тайную затеяли с заграницей с адмиралом каким то. Мы обязаны проверять… Так, на всякий случай… Но вы, Шибанов, можете быть спокойным — этот донос мы выбросим в сорный ящик. А с вами я хотел по другому делу поговорить. Вы, кажется, сирота?

Сережа насторожился.

— Да, сирота… Вероятно, в моем деле и эти сведения есть…

— Ну конечно, почти ласково ответил следователь. Мы знаем, как трудно вам было выбиться в жизнь и поступить в Институт. Вы стипендию получаете? Сколько?

— Да немного — 75 рублей.

— И живете в общежитии?

— Да…

— А как бы вы отнеслись к такому предложению. Я говорю с вами от имени «Динамо». Мы все с интересом следили за вашим прогрессом в футболе и наметили вас кандидатом в сборную команду СССР. Но, конечно, при студенческом питании вам трудно, как следует, тренироваться. Что если бы вас поместили бы в общежитие

«Динамо», обеспечили бы лучшей стипендией, и вы, продолжая учиться, отдали бы свои досуги более напряженной футбольной тренировке. Мы уверены в вашем согласии.

— Разрешите уйти, товарищ следователь? после короткого молчания спросил Сережа.

Садовский поглядел на напряженное серьезное лицо спортсмена и не стал дальше ни о чем спрашивать. Он понял, что и этот подход не удался.

Когда Сережа взял пропуск и подошел к двери, он неожиданно обернулся.

— Вот что, товарищ следователь. Вам надо бы изредка вспоминать хорошую русскую поговорку…

— Какую именно?

— «Не все то продается, что покупается»!..

Очередная встреча наших друзей была решающей. Николай и Ирма уже знали по намекам, сделанным Сережей по телефону, что тот получил в свои руки тайну матроса, пробывшую почти 20 лет на руке памятника адмиралу Корнилову. Теперь нужно было разобраться в этой тайне и решить, что делать дальше.

Встречу «заговорщиков» удалось устроить на стадионе пищевиков, где Ирма два раза в год производила врачебный осмотр спортсменов.

Пока она работала в своем кабинете, Николай и Сережа выбрали место на зеленой травке стадиона подальше от людей, разлеглись под последним осенним солнышком и молча ждали Ирму. Видно было, что студента била лихорадка нетерпения: он то вставал, то ложился опять, не находя спокойного места и все пытался сбегать, поторопить Ирму. Моряк был сдержанней, и только набежавшие на лоб морщины показывали его нервное напряжение.

Когда девушка освободилась и пришла к друзьям, Сережа подробно и обстоятельно рассказал свои приключения за последние дни.

— Патрон был хорошо закупорен, а сверху обмотан изоляционной лентой, описывал Сережа таинственный предмет, несколько месяцев бывший на сохранении у Шарика на шее. Внутри его была стеклянная пробирка и в ней небольшая записка.

— Ты сохранил ее? не отрывая напряженного взгляда от лица друга, спросил Николай.

— Как бы не так! Дураков в СССР по штату нету. Всех перестреляли… За нами такая слежка, что хранить такие бумажки — чистое самоубийство. Я уничтожил ее тут же и правильно сделал — уже мииут через 5 меня зацапали лапки ОГПУ.

— Но запомнил ее хорошо? Сережа насмешливо фыркнул.

— Что за еврейский вопрос? В память «так себе вбил, как… ну, как „Отче наш“».

— Как «Отче наш»? с сомнением переспросила Ирма. Не думаю я, чтобы ты «Отче наш» без запинки произнес. Ты когда в последний раз в церкви был?

Сережа удивился вопросу.

— В церкви? В последний раз? Да, вероятно, на свое крещение… А следующий раз буду на своей панихиде… Мне, советскому студенту, получающему стипендию — пойти в церковь — это сплошное самоубийство. Если из Института не вышибут, то со стипендии снимут уж во всяком случае… Но ты все таки зря придралась, Ирма. Ей же Богу, я «Отче наш» еще помню… Но не прерывай меня теперь. Дай вспомнить нашу тайну…

Сережа лег на спину, закрыл глаза, нахмурил лоб, видимо, собирая все силы своей памяти, и потом медленно и отчетливо произнес, как бы читая:

«Заклинаю Богом Живым того, кто найдет это письмо, исполнить последнюю волю Императора. Ожидая своей гибели от рук жидовской власти, он доверил мне свое завещание и реликвии Царствующего Дома и поручил передать все своему законному наследнику. Бог помог мне бежать, но не довелось мне застать в живых брата Императора, Великого Князя Михаила Александровича. Он тоже уже был расстрелян. Боясь, что при мне ценности эти могут погибнуть во время гражданской войны, я схоронил их. Пусть тот, кто в случае моей смерти узнает о местонахождении клада, потом отдаст все будущей России и расскажет, как верный русский матрос спас от сатанинских рук завещание и святые вещи замученного Императора.

Клад зарыл я под Москвой на Поклонной горе под дубом, где сидел Наполеон. На южной ветке дуба есть старое воронье гнездо. Для верности я его привязал проволокой. Если оттуда вниз спустить веревку — она укажет место, где все зарыто. Сверху там лежат камни. Под ними — черная шкатулка. Только там не клад, а ловушка. Не раскрывать! В ней для отвода глаз — пустяковые письма и гранаты… А еще на поларшина под этой шкатулкой — настоящий клад. Он в банке и завернут в кормовой флаг яхты „Штандарт“.

Да благословит Господь Бог того русского человека, который честно примет из моих рук тайну эту. Пусть будет проклят тот, кто захочет предать завещание Царя — Мученика. Аминь.

Деревенько. Дядька Наследника Цесаревича.

Севастополь, 2 июня 1919 года».

Долго молчали молодые люди после того, как замолк тихий и торжественный голос Сережи, словно почувствовали, что судьба столкнула их с необычайной задачей, тяжесть которой придавила их плечи. Юноша поглядел на озабоченные лица своих друзей и невесело усмехнулся.

— Что, братва, задумались? В голове аж гудит?.. Так вот и я. Прямо ошеломлен был. Целую ночь не спал после этой записки. А чтобы я, я не спал — для этого много нужно!..

— Да, мы словно в тупике сидим.

— Вот, вот и я так думаю, подхватил Сережа. Ну, узнали мы тайну. Ладно. Не маленькая она. Прямо, можно сказать — государственная… Ну, а дальше что? На что она нам сдалась? Мы свое дело сделали: разгадку отыскали. И даже почти бескровно это вышло — прямо чудеса в решете! Колька только вот лапу себе поломал, да мы парой арестов отделались. Ну, а что дальше?

Опять замолчали друзья, напряженно думая над поставленной перед ними погибшим матросом задачей. Ведь теперь не существовало ни России, ни Императора. Что было делать с попавшей им в руки тайной?

Ирма первая нарушила молчание.

— Пока, по моему, и предпринимать то ничего нельзя. Поскольку я знаю — никого из членов Императорской Семьи в живых не осталось: ведь расстреляли даже малых детей. Теперь царит Сталин и Чека. Передавать тайну практически некому. Надо только сохранить ее до того времени, когда Россия опять восстановится.