Владимир Попов - Мир Приключений 1955 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов)

— А когда же вы всё-таки поняли, что Якушкин и Т-А-87 — одно и то же лицо? — спросил Стремянной.

— Представьте себе, подозревал, но до самого последнего момента не имел доказательств. А вот когда в хламе, извлеченном из карманов Якушкина, я увидел половину разрубленной монеты, сразу стало окончательно ясно, с кем мы имеем дело. Как раз накануне этого дня Кузьмина дала показания, что у Т-А-87 находится вторая половина той монеты, которую ей вручил Курт Мейер. После произнесения известного им обоим пароля каждый из них должен был предъявить свою часть монеты, а затем сложить обе половинки вместе… Якушкин не ожидал столь быстрого ареста. Не предполагал, что кто-нибудь придаст значение маленькому кусочку металла… Он многое знал, но не знал решающего для себя обстоятельства: что мы арестовали Кузьмину…

Воронцов замолчал.

Машина завернута в лесок и остановилась у землянки, в которой расположился штаб полка.

Прогремели заключительные аккорды, и узорный тканный занавес скрыл от глаз пёструю толпу. Последнее действие окончилось. Ожившая героиня, держа за руку убийцу, вышла кланяться.

Кудинова закрыла глаза: ей не хотелось портить впечатление. Она предпочла бы посидеть молча, вспоминая музыку. Но вокруг кричали и хлопали. Шум сбивал задумчивое настроение. Кудинова захлопала тоже, благодаря за пережитое волнение. Но в её голове уже всплыло профессиональное: «Вряд ли удар ножом был смертелен. Вероятно, в нашей клинике Кармен вернули бы к жизни».

— Товарищи, минуточку внимания! Доктора Кудинову, Марию Васильевну, просят пройти в дирекцию.

Что такое? Её — в дирекцию? Зачем? Кудинова никак не ожидала услышать здесь свою фамилию, даже усомнилась, о ней ли идет речь. Но худенький человек в черном костюме, пробравшийся между артистами, выкрикивал всё снова и снова:

— Товарищ Кудинова!.. Кудинова, Мария Васильевна, из клиники товарища Бокова, вас вызывают в дирекцию!.. Пропустите доктора Кудинову, товарищи!

Зрители расступились. Она пошла по проходу, ни на кого не глядя. Человек в черном костюме подал ей руку на лесенке, сказал скороговоркой:

— Вас просят к телефону по очень важному делу. Сюда, пожалуйста, за кулисы. И дайте мне номерок, я принесу ваше пальто.

— Что случилось? Кто заболел? Неужели профессору Бокову хуже?

Пересиливая волнение, она приложила трубку к уху:

— Кудинова слушает.

— Это вы, Мария Васильевна?

Кудинова с облегчением узнала голос Александра Ильича Бокова, своего учителя, знаменитого хирурга, основателя и директора клиники, где она работала.

— Предстоит трудная операция, — сказал он. — Сейчас же берите такси и поезжайте на Внуковский аэродром. Дежурный врач с аппаратами уже выехал туда. Лететь надо на Северстрой.

— Но я в вечернем платье, — возразила Кудинова. — Можно мне заехать домой переодеться?

— Ни в коем случае! Положение тяжелое. Молодой человек стрелял в себя, и пуля затронула сердце. Может быть, понадобится самое радикальное, как с той женщиной из Белоруссии, у которой был осколок в груди.

У Кудиновой захватило дыхание.

— Александр Ильич, но я не смогу без вас. Я делала эту операцию только на собаках и то под вашим наблюдением. Нет, я не решусь.

В голосе профессора послышались сердитые нотки:

— Не говорите глупостей: «Не могу и не решусь»! Таких терминов хирурги не знают… Кого я пошлю? Доктор Игнатьев замещает меня в клинике. Доктор Севастьянов сейчас в поезде между Москвой и Сочи. Я сам поехал бы, но мне не разрешают вставать с постели. На Северстрое очень беспокоятся о больном. Это талантливый конструктор. Может быть, помните, в газетах писали: изобретатели Новиковы, Валентин и Сергей?.. Не помните? Впрочем, это не важно. У молодого человека вся жизнь впереди, и только мы можем спасти её.

Кудинова вздохнула. Она знала, что её учитель прав. В старых книгах писали, что раненные в сердце выживают только чудом. В клинике профессора Бокова это чудо стало правилом. Правда, до сих пор самые сложные операции Александр Ильич делал собственноручно. И на этот раз он сам поехал бы, не считаясь с болезнью. Он никому не отказывал в помощи. Но он болен тяжело. Ему предписано лежать. У него не хватит сил на многочасовую операцию. Даже если бы он захотел лететь, Кудинова сама протестовала бы.

— Вы думаете, я справлюсь, Александр Ильич?

И Боков сказал уже не сердито, а ласково:

— Конечно, справитесь. Вы настоящий хирург, Мария Васильевна! Я верю в вас, как в самого себя.

На улице шел весенний дождь. Мутные ручейки бежали вдоль тротуаров. В мокром асфальте дрожали желтые и голубые огни. Деревья ещё не распустились, стояли голые, но в воздухе уже по-весеннему пахло теплом, сыростью набухшей земли. Кудинова с удовольствием подставила ветру горящие щеки, глубоко вздохнула всей грудью.

— Какой чудак захотел покинуть этот замечательный мир?..

«Что ты наделал, Валентин, что же ты наделал?»

Стремительный самолет с отогнутыми назад крыльями несся над казахской степью с её причудливыми каменистыми холмами, над сибирской равниной, усеянной бесчисленными озерками, над Уралом с его частоколом заводских труб, цепью выстроившихся вдоль хребта.

Сергей рассеянно глядел за борт. Земля бежала под ним, как пестрый ковер. Он видел краски, но не понимал, что они означают. Голова была занята одной-единственной мыслью:

«Что же ты наделал, Валентин!»

Сергей получил телеграмму о несчастье в 17 часов по московскому времени. Он немедленно прекратил работу и через час вылетел на Северстрой. Из Караганды попробовал связаться по телефону, узнать, что, собственно, произошло. Ему ответили: «Состояние Новикова тяжелое, жизнь в опасности». Что значит: «Жизнь в опасности»? Обычно на запросы родных и знакомых принято отвечать, смягчая правду. Если говорят «в опасности», значит жизнь висит на волоске. Валентин может умереть завтра, сегодня… Возможно, его нет уже.

Сергей твердил слово «умереть», но никак не мог представить себе, что Валентин может не существовать. Валентин был другом, Валентин был соратником, он был частью самого Сергея.