В Травинский - Мир Приключений 1965 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов)

Я было хотел ответить, что немало наших скрипачей играет на советских скрипках, и вдобавок на новых. Но тут Андрей Яковлевич, тяжело дыша и вытирая клетчатым платком на лбу пот, снял очки и опустился на стул.

— Да что я надрываю сердце! — сокрушался он, сгорбившись и расстегивая воротник. — Вон мой Михайло, свет Андреевич, получил от меня добрую скрипку. Нет, разонравилась! У отца не спросил, как, мол, быть? А раздобыл себе итальянца Маджини! — Старик наклонился ко мне и доверительно прошептал: — А Маджини-то у Михаилы фальшивый, провались я на этом месте!

Этому я охотно поверил: скрипки Маджини долгое время не были в ходу, а потом, когда знаменитый скрипач Шарль Огюст Берио стал играть на инструменте итальянца, на них поднялся спрос. Предприимчивые комиссионеры усиленно вклеивали в любую подержанную скрипку с двойным усом этикет Маджини…

Однако допустим, что Михаил Золотницкий разочаровался в инструментах отца и завел себе Маджини. Зачем же он, как заявил мастер, стремился узнать секреты отца? В это время Андрей Яковлевич, прижав ладони к щекам и медленно покачиваясь, говорил:

— Ах, какую новую скрипку сделал я для Михаилы! Четыре года корпел, перед второй лакировкой около двух лет сушил. Ну, думаю, расцелует меня сынок! А он и не стал дожидаться моего подарка. Ну ладно! — воскликнул мастер и хлопнул рукой по столу. — Моего “Жаворонка” отдаю на конкурс! Быть ему в Государственной коллекции! Пусть Михайло любуется да облизывается! А к моим секретам не подпущу!

— Три минуты назад вы заявили, что у вас никаких секретов нет!

— У каждого мастера есть свой подход к работе, и нечего его без спроса выуживать у отца! Хватит! Пусть ищет других учителей! — прошипел он, как рассерженный гусак. — Маджини! Маджини!

Стенные часы стали рассыпать по комнате серебряные монеты. Старик поглядел на циферблат и ахнул: стрелки показывали три четверти одиннадцатого.

— В десять я должен спать как сурок! — сказал он. — Заходите в другой раз! — Он протянул мне руку. — Прощения просим!..

Я проявил снимки, отпечатал их и поехал в редакцию газеты. Там по распоряжению ответственного секретаря Алла напечатала на машинке заявление в Научно-исследовательский институт милиции с просьбой произвести экспертизу фотографии несгораемого шкафа и его замка. На следующий день я уже знал, что царапины сделаны стамеской со сломанным правым уголком.

Я подумал: стамески есть у шестнадцати учеников и у самого мастера. Среди них нетрудно обнаружить несколько штук со сломанным уголком и выяснить, кто из их владельцев поцарапал шкаф. Но если бы один из учеников мастера или его сын двигали тугую крышечку замка, то они, заранее зная об ее свойстве, действовали бы пальцем, ключом, деревянной ручкой стамески. Значит, я прав: крышку пытался сдвинуть чужой человек, которому было неизвестно, что она туго ходит. Он мог схватить с любого рабочего стола стамеску и пустить ее в ход. В спешке стамеска сорвалась, и он поцарапал несгораемый шкаф над замком. В подсобной комнате маленькое окно, десятиваттная электрическая лампочка, поэтому сперва никто не заметил царапины. Когда же старик увидел их, стал волноваться, пошел к коменданту, — царапины затерли красным лаком. Кстати, бутылочка стоит на подоконнике. Сделали это ученики, понимающие, как вредно Андрею Яковлевичу нервничать.

Но кто этот чужой человек? Им может быть любой переступивший порог мастерской заказчик, а таких только за один месяц бывает двести-триста человек! Разумеется, я могу изучить близких людей мастера, его родных. Но разве я в состоянии сделать то же самое с таким количеством чужих?

Что же получилось? Вера Ивановна попросила меня узнать, есть ли царапины на дверце несгораемого шкафа, и не причастен ли к ним Михаил Золотницкий? А на самом деле она поставила передо мной трудную задачу: установить, затевается ли здесь преступление, какое, кем, когда, — и предохранить от него скрипичного мастера. Не случайно в Программе КПСС говорится: “…главное внимание должно быть направлено на предотвращение преступления”. Но тут для этого нужен отряд опытных сыщиков, а не один я, новичок!

Я поехал в редакцию. Алла сказала, что Вера Ивановна уехала в командировку и вряд ли вернется раньше чем через декаду. В эту минуту вошел посетитель, услышал наш разговор, назвал меня по фамилии и представился:

— Архитектор Савватеев! — и с улыбкой добавил: — Он же коллекционер скрипок Георгий Георгиевич.

Слегка наклонив голову набок, он пожал мне руку. Это был высокий худой человек, с острым, умным лицом, тронутыми сединой волосами и большими карими глазами, в зрачках которых кувыркались веселые чертенята. Он был одет в превосходно сшитый стального цвета костюм, из кармашка пиджака, словно ярко-зеленые листочки, выглядывали концы сложенного платочка, а складки брюк были так заутюжены, что напоминали ножи.

Мы вместе вышли из редакции.

— Я слышал, что вы изволили нанести визит Андрею Яковлевичу и остались недовольны, — заявил Савватеев. — У мастера была тяжелая жизнь, от этого у него жесткий характер и он нелюдим. У меня есть приятель кинорежиссер Роман Осипович Разумов. Он уже сделал несколько кинопортретов мастеров искусства, а недавно начал новую работу об Андрее Яковлевиче. Уговаривает его больше времени, чем снимает!

— Наверное, старик стесняется! — взял я под защиту Золотницкого.

— Нет! — воскликнул Георгий Георгиевич. — Ведь Разумов снимает его за работой. — Тут он сделал рукой знак, как бы прося не перебивать его. — Скрипичный мастер совмещает в своем лице архитектора и столяра, скульптора и акустика, конструктора и художника. Но из этого не следует, что он должен быть таким неприступным по отношению к людям, которые не хотят сделать ему ничего плохого!

— По-моему, у старика неуживчивый характер, — сказал я и объяснил, что хочу еще раз потолковать с ним и с его учениками.

Коллекционер сообщил, что мастер завтра, то есть в понедельник, отпускает их на экскурсию. Они должны побывать в музеях, усадьбах, домах, связанных с жизнью крупных композиторов и музыкантов.

Я понял: под благовидным предлогом Андрей Яковлевич удаляет своих учеников. Разве ему есть что скрывать? Архитектор объяснил, что каждый скрипичный мастер имеет немало производственных секретов. Я вспомнил, как Золотницкий сначала пытался уверить меня, что у него нет никаких секретов!

— Если так, попросите у него пузыречек с протравой или с лаком. Даст он вам — держите карман шире!

Тут Савватеев стал рассказывать о достоинствах скрипок Золотницкого: “Анны”, “Жаворонка” и особенно “Родины”.

— Этому инструменту суждено прозвучать на весь мир! — сказал он уверенно.