В Травинский - Мир Приключений 1965 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов)

“В зарубежном концертном зале, — читал я, — могут находиться торговцы оружием, банкиры, биржевики, расисты, то есть люди, враждебно настроенные к нашей стране. Однако они встречают овациями советских музыкантов, особенно скрипачей”.

— Подумайте только, — сказала Вера Ивановна, пряча газету в свой желтый портфельчик, — на мировом конкурсе смычковых инструментов советская скрипка получает первую премию. Это же неслыханная победа! И вы, — продолжала она, — обязаны оградить Андрея Яковлевича Золотницкого от любого удара!

— Значит, я отправляюсь к комиссару милиции Кудеярову?

— Сейчас вызову машину…

Александр Корнеевич Кудеяров был еще подполковником милиции и работал в уголовном розыске, когда я впервые пришел туда изучать людей, их труд и подвиги. Он сразу сказал, что с удовольствием читает книги о людях его профессии, но авторы романтизируют своих героев, а по существу все намного проще и в то же время гораздо трудней. Я возразил: проще — значит, обыкновением, но кто же назовет связанный с опасностью для жизни розыск преступников обычным делом? Конечно, для него, подполковника, втянувшегося в свою работу, все кажется обыденным, даже героизм его сотрудников. А разве это заурядное явление?

Александр Корнеевич велел выдать мне постоянный пропуск, и я начал выезжать с оперативными работниками на места происшествий и постигать методы, с помощью которых раскрываются преступления.

Я присутствовал при допросе разных преступников в отделе дознания, в кабинетах следователей, и передо мной раскрьн вались человеческие трагедии и комедии, неописуемые судьбы и характеры. В криминалистическом музее я увидел фотографии, макеты орудий рецидивистов, и это помогло мне познать историю уголовного мира.

Когда передо мной открылись двери научно-технического отдела, голова пошла кругом! Все достижения физики, биологии, почерковедения, медицины, электроники, химии, дактилоскопии, рентгенографии и других наук были поставлены на постоянную борьбу с преступниками. Сотрудники научно-технического отдела, как и все работники милиции, стремились не только раскрыть любое злодеяние, но считали своим долгом предупредить преступление. В этой напряженной работе им помогали профессора, кандидаты и доктора наук, изобретатели и крупные научные учреждения.

Бессознательно я присвоил многие рассуждения, привычки, внешние черточки подполковника Александра Корнеевича Кудеярова герою моих повестей майору Виктору Владимировичу Градову. Только у меня Градов дослужился до чина полковника, а Кудеяров уже был комиссаром.

— Что же это ты держишь в черном теле твоего Градова? — спросил Александр Корнеевич, когда я вошел к нему в кабинет. — Я скоро собираюсь на пенсию, а твой Виктор Владимирович носит все те же погоны!

Это был редкий случай, когда живой человек тревожился за созданного по его подобию литературного героя.

— Не беспокойся, — успокоил я Кудеярова, — придет время, и Градов почиет на лаврах! А вот я, того и гляди, сяду в лужу из-за дела, которое мне преподнесла драгоценная Вера Ивановна Майорова.

— Она звонила мне. Сейчас во всем разберемся! — сказал Александр Корнеевич и по телефону велел секретарю вызвать несколько работников подведомственного ему отдела.

Я смотрел на спокойное лицо Кудеярова, на его черные веселые глаза и на зачесанные назад седые волосы, открывающие большой, с морщинами лоб. Этот милицейский генерал был очень похож на режиссера крупного театра или на заслуженного врача республики. Его страстью — кто бы мог подумать! — было пчеловодство: он имел на даче несколько ульев.

Сотрудники вошли в кабинет, многих я знал, и поэтому встреча была радостной. Кудеяров дал нам поговорить, а потом предложил всем сесть и показать мне альбом с фотографиями фарцовщиков. В нем были снимки молодых людей, прельстившихся заграничными ярлыками на эффектной, но непрочной одежде, на пестрых, скоро изнашивающихся тканях, на бьющих в глаза, сделанных из отходов безделушках и украшениях. Безусые скупщики и продавцы контрабанды боялись уголовного розыска и, чтобы не знали, кто они, придумывали себе разные клички: “Буйвол”, “Лягушонок”, “Сковорода”, “Красавчик”, “Бамбина” и т. д. Чтобы скрыть свои махинации, они говорили, как уголовники, на особом жаргоне, безжалостно уродуя русский язык и употребляя исковерканные иностранные слова. Вот на снимке двадцатилетний “Француз” сидит на диване, где лежат его заграничные трофеи: нейлоновые рубашки, ботинки с металлическими колодками, непромокаемые плащи “Болонья” и четыре парижских бюстгальтера. Вот “Фиксатый” — года на два старше “Француза” — закрывает от фотографа лицо рукой; он стоит за спинкой кресла, на котором выставлены зарубежные “мокасины”, женские сумочки, патефонные пластинки и порнографические открытки. Вот ровесник “Фиксатого” — “Могикан”, продающий магнитофон “Грундик”, английские галстуки и подвязки.

Я листаю альбом, а мне рассказывают, что бывает и так: иностранный коммерсант все распродал, и тогда фарцовщик покупает подержанные пиджаки, брюки, грязную сорочку, кальсоны, носки. Но откуда у спекулянтов контрабандой столько свободного времени? Они нигде не учатся, не служат: труд для них — позор, чума! Если только им грозит отмена паспортной прописки, они поступают на любую работу, а потом уходят по собственному желанию. Эти бездельники высматривают в аэропорте, в гостиницах подходящего иностранца и обхаживают его до тех пор, пока он не соглашается что-нибудь продать. Постепенно фарцовщики заводят себе круг покупателей и покупательниц, часто переводя деловые отношения в близкое знакомство. Это расширяет круг торговых связей, увеличивает количество посредников, посредниц и число мест для хранения закупленной контрабанды…

— Вот он!

Я воскликнул потому, что на меня с фотографии смотрел Белкин: он был с бородкой, с длинными волосами, в коротком пиджаке, в узких брюках. Фарцовщик сидел за квадратным столиком, где было разложено зарубежное барахло в упаковке: капроновые чулки, эластичные носки, самопишущие ручки “Паркер”, зажигалки “Ронсон”, сигареты “Филипп Морис” и желтые пачки жевательной резинки.

На втором снимке Белкин был снят во весь рост, у его ног валялись заграничные приманки для тех, у кого “ветер свистит в голове”. В правой руке он держал поношенные ковбойские штаны, в левой — картину с абстрактным изображением безголовой женщины, которая вела на поводке курчавый собачий хвост. Над обеими фотографиями синими чернилами было написано: “Роберт Ильич Белкин. Кличка “Лорд”. Оказалось, что впервые оператора задержали с контрабандой четыре года назад (ему было двадцать три), побеседовали с ним, отобрали все заграничные товары и отпустили. Через полтора года повторилось то же самое на таможне, и говорил с ним работник С.Л., мой “Антон Павлович”…