Иван Колос - За час до рассвета

Душегуб прошелся вдоль всего строя, затем вернулся. И как только поравнялся с Петром, Николай с остервенением бросился на гитлеровца и, сколько было сил, ударил его в висок. Фашист тяжело брякнулся о землю, не выпуская палку из руки. Пленные ахнули, Сергей схватил Николая за руку и втолкнул его в шеренгу.

— Что ты наделал!

Алексеев был как во хмелю, он испытывал бешеную радость. Ему показалось, что фашист больше не поднимется.

Неожиданно в ворота лагеря въехала легковая машина и остановилась около пленных. Из нее вышел гитлеровский майор. На удивление всем, душегуб очнулся, быстро вскочил на ноги и, вытянувшись в струнку, что-то доложил, сделал шаг в сторону, щелкнул каблуками и замер.

Майор пристально осмотрел его с ног до головы и на ломаном русском языке обратился к пленным:

— Кто ударил солдата великой Германии?

Военнопленные, опустив головы, молчали. Умирать никому не хотелось. Только теперь почувствовал Николай, что он натворил. Но он все равно не сожалел о происшедшем. Он был доволен, что дал в морду мучителю. И теперь был согласен на все, даже на смерть.

— Ну, ребята, кажется, все, — прошептал он на ухо Петру, затем незаметно крепко пожал Сергею руку и сделал три шага вперед.

— Я ударил его.

И с вызовом посмотрел в глаза гитлеровцу.

— За что?

— Пусть он не издевается, не избивает нас! Мы не позволим мучить нас! — выкрикнул Николай.

Он знал, что его ждет смерть. Расстрелять человека для гитлеровцев ничего не стоило. Николай посмотрел на осеннее небо, затянутое пеленой серых облаков. Мгновенно пронеслась в голове родная Журавка, друзья детства… Не хотелось так бесславно погибать, но уже ничего не поправишь.

Майор подошел к Николаю поближе и по-русски сказал:

— В Германии уважайт храбрый воин. Стать снова в строй!

Пленные облегченно вздохнули. Майор подошел к душегубу, выругался по-немецки, хлестнул его перчатками по щеке и приказал сесть в машину. Тот, удивленный, посмотрел на майора и, уловив его взгляд, пошел к машине. Майор последовал за ним. Они сели в автомобиль и укатили из лагеря.

— Разойдись! — скомандовал один из охранников.

— Пронесло! — выдохнул Сергей.

К Николаю, Петру и Сергею подошли несколько человек, присели около них. Они не могли понять, что же случилось. Николай тоже был в недоумении. Долго молчали. Затем к Алексееву обратился пожилой, заросший щетиной человек.

— Ну, браток, и отомстил же ты душегубу! Здорово! Но доброго не жди… А откуда будешь родом?

— Из Сибири я.

— Да, сибиряки — народ отчаянный, упрямый. Только ты, братец, должен отсюда немедленно нарезать винт: убьют, гады…

— Пусть проклятый фашист живьем съест, а мучить не позволю. Пусть стреляет…

— Ты еще молодой, жить тебе надо.

— Ну, а куда я денусь? От меня зависит моя жизнь, что ли? Вон как охраняют!

— Кое-что зависит и от тебя. Вот слушайте меня. Только никому… Поняли? Каждый день среди пленных немцы отбирают более молодых ребят и посылают на работу: мосты, дороги ремонтировать… Там, на работе, бежать можно, я уже говорил тут с некоторыми…

Николай недоверчиво посмотрел на говорившего человека, был он здоров, ранений не имел, однако находился здесь в плену.

— Вы бы сами пошли мосты и дороги чинить, — сказал Алексеев, — чего же вы здесь сидите? Другим советы даете… Я же раненый. Кто меня на работу возьмет с одной рукой?

— Держись лучше нас, дружок, не пропадешь, — заявили незнакомцу Петр и Сергей.

— Будем вместе держаться, другого выхода нет, братцы, — ответил он.

Назавтра, как и говорил незнакомец, в лагерь въехало около двадцати автомашин, и немцы объявили, что им нужно пятьсот человек для работы. Начали отбирать по одному, молодых и способных работать пленных. У барака скопилось около трех тысяч узников. Каждому хотелось выбраться из лагеря, бежать. Ведь люди умирали здесь от голода и холода, при этом каждый чувствовал себя виноватым перед Родиной.

Когда Алексеев прорвался в барак и предстал перед обер-лейтенантом, к нему неожиданно шагнул один из охранников, схватил его за воротник и подвел к офицеру.

— Этот, господин офицер! — отчеканил охранник.

— Вывести его на улицу и оставить в лагере.

— Слушаюсь! — так же отчеканил охранник.

Гитлеровец с автоматом на шее вывел Алексеева во двор и, жестом указав в сторону барака, крикнул:

— Градэ аус! — Прямо!

За всей этой сценой наблюдали Сергей и Петр.

Как только охранник скрылся в бараке, Сергей и Петр подошли к Николаю.

— Все будет хорошо, Николай, — шепотом сообщил Сергей. — Вместе со всеми, кого отобрали, и мы уедем. Я одному шоферу-немцу сунул обручальное кольцо, и он сказал, чтобы мы лезли в кузов его машины. Пошли…

Николай просиял. Вскоре гитлеровцы, отсчитав пятьсот человек, объявили посадку. «Счастливчики» бросились к машинам. Остальных охранники оттеснили в угол лагеря. Заурчали моторы, и под конвоем колонна двинулась в путь. Когда проехали лагерные ворота, Николай вздохнул.

Пленных привезли в Могилев, на железнодорожную станцию, погрузили в вагоны. Николай со своими друзьями попал в шестой вагон. Было сыро, зябко. Пленные измокли, замерзли, были не рады жизни. Усиленный конвой оцепил вагоны. Застучали запоры, и вскоре эшелон двинулся в путь.

Двери вагонов были заперты на железные засовы. Наступила темнота, нужно было как-то открыть дверь и бежать. Петр и Сергей начали работать, но у них ничего не получилось. В этот момент эшелон остановился. Охранники открыли двери, приказали всем выйти. К эшелону подъехали несколько грузовых автомашин, осветили фарами колонну. Светло стало — хоть иголки собирай! Побег был невозможен. Гитлеровцы усилили конвой, построили пленных и пересчитали их.

Поступила команда — двигаться. Прошли мимо каких-то зданий, затем гитлеровцы повели колонну полем.

При ярком свете автомобильных фар пленных загнали в лагерь, обнесенный колючей проволокой. Вокруг возвышались караульные вышки, торчали дула пулеметов, ходили часовые. «Значит, снова лагерь, — подумал Николай. — Ах, проворонили время и подходящий случай…»

На открытой площадке конвойные эсэсовцы остановили пленных, пересчитали еще раз и приказали до утра не двигаться с места.

Петр, Сергей и Николай легли рядом. Было очень холодно. Плотно прижимаясь друг к другу, они кое-как согревались. Ночью пошел дождь. Наступило утро — пасмурное, туманное. Дождик продолжал моросить. Появился переводчик. Он объявил, что поступила команда построиться по шесть человек в ряду. Затем пленных вывели из лагеря и снова погрузили в грузовики, крытые брезентом, приказали ехать молча, не разговаривать. Николая разделили с друзьями и посадили в разные машины.