Виталий Гладкий - Приключения-91

— Проваливайте, откуда пришли.

— Ты, что ли? Артем? Ну, кидало, божий одуванчик. Обыскались. Слышь, давай без шума.

— От кого?.. Я вас не знаю.

— Открывай! Ну!

— Я принимаю по утрам... Завтра.

— Высадим!

За дверью замолчали. Затем неожиданно в замке хрумкнул замок, и правая створка с писком отошла и шмякнулась о перильце крыльца.

Севка первым шагнул в темноту.

— Как у чукчи.

— Не жмотничай! Зажги свет!

— Эй! — позвал Иван. — Ты где?

Внезапно под высоким потолком вспыхнула люстра, и они увидели справа у стены узкоплечего длинноволосого парня в джинсовой паре. Двумя руками он сжимал пистолет.

— Стоять! — визгливо вскричал он. — Стоять!

Андрей почесал у виска.

— Арте-е-ем. Золотой.

— Стоять!

— Ну, ты даешь.

— Дверь! — показал пистолетом Мамонов.

— Убери игрушку, — сказал Андрей. — Спрячь.

— Дверь!

— Понял, — Иван плотно прикрыл дверь.

— Лицом к стене! Живо! — командовал Мамонов. — Все! Лицом к стене!

— Не дури.

— Руки! — кричал Мамонов. — Выше! Все!

— Арте-е-ем. Ты чего?

— Барахла насмотрелся, — сказал Севка.

— Преклоняться перед Западом, — сказал Иван. — Это ж курам на смех.

— Молчать! Руки!.. От кого? Что надо?

— Разорался, — Андрей зло развернулся и двинулся на Мамонова. Придурок. Сходку захотел? Чтоб народ привалил?

— Стоять! — отступая, взвизгивал Мамонов. — Я говорю: стоять!

— Дай сюда.

Мамонов трусливо пятился.

— Нет! Не подходи!.. Я тебе... Я...

— Кончай понтярить. Дай сюда.

— Стоять! — Мамонов зыркнул в стороны и вдруг побежал.

В два прыжка Андрей настиг его, сбил и прижал к полу.

— Отдашь... сволочь.

— Уййй, — застонал Мамонов. — Больно же.

— Хорош ты парень, да ни к черту не годишься, — сказал Андрей, поднимаясь и рассматривая пистолет. — Угадал. Зажигалка, — нажав на курок, щелкнул. — Эй, каскадеры! Кончай с жизнью прощаться!

Сидя на полу, Мамонов корчился от боли и потирал ушибленный локоть.

— Киноман. Перекушал западной пропаганды... Я рад, Артем, что мы в тебе не ошиблись.

— Бельмондо! — гаркнул Иван.

— Жлобье, — стонал Мамонов. — Скоты.

— Пошамать найдется?

Иван проверил под лестницей холодильник.

— Полно!

— Тащи.

Севка с грохотом передвинул стол на середину, под люстру. Вздернул Мамонова с пола, прихватив за ворот куртки, и невежливо усадил на стул.

— Да не дрожи ты. Большая жратва будет.

Иван принес пиво, огурцы, колбасу и хлеб. Отыскал в буфете ножи и стаканы.

— Тебе порезать, хозяин? Или кусочком?

Мамонов бросился к двери.

— Ку-уда-а? — Севка поймал его, смазал по щеке и снова швырнул на стул.

— Присаживайся, кидало. Уважь гостей.

Иван подтащил Мамонова к столу вместе со стулом.

— Погнали, братва.

Севка дорезал колбасы, Иван открыл пиво.

— Так, Артем, — сказал Андрей, открывая торжественный ужин. — У нас к тебе дельце. Понял, звездун ты наш дерганый? Не бойся, мы не из органов.

Иван поперхнулся пивом.

— В натуре, — сказал Севка. — Там не бьют.

— Привольное помнишь? Вот моя деревня, вот мой дом родной. Не забыл еще? А?.. Ты там случайно никого не кокнул?

Мамонов мрачно молчал, опустив голову.

— Знаем, знаем... Извини, мы юноши грубые.

— Что делать, — сказал Иван. — Жизнь заставляет.

— Так вот, Артем. Нам срочно понадобилась машинка. Та самая, которую ты спер. Ты нам ее возвращаешь, и мы — друзья. До гроба... Хочешь бутерброд?

— С колбаской?

— А похмелиться?

— Ты чего блеять перестал, козляк? — Андрей плеснул пивом Мамонову в лицо. — Научили вас врать!.. Смотри сюда, — он с хрустом переломил огурец. — Ручки, ножки. Шейка твоя блатная. Желаешь? И дождь смывает все следы. Обещаем. Сверху как целая, а внутри — хряп, — и он выразительно надкусил огурец.

— Ну? — сказал Иван. — Врубился?

Севка пальчиком, небрежно, поддел Артема за подбородок.

— Будем беседовать? Или будем в молчанку играть?

— Вы, — хриплым осевшим голосом спросил Мамонов, — «голубые береты»?

— Смотри-ка. Заговорил.

— Ну-ну, — сказал Севка. — Что вас еще интересует?

Мамонов пошевелил припухшими губами.

— Кто... навел?

Андрей прислонил ко лбу его огрызок огурца.

— Капитуляция безоговорочная, понял? Условия диктуем мы.

Мамонов уставился в пол.

— Сдал... Жду башли... Должны подвезти.

— Подними! — рявкнул Андрей. — Подними глаза! И смотри на меня!.. Так... Быстро повтори, что ты сказал!

— Жду... Должны подвезти.

— Кино смотришь. Слыхал про детектор лжи? А? Сам не пробовал?

Шваркнув по полу стулом, Иван поднялся и согнутой рукой обвел Мамонову шею.

— Кряк — и все. Хана рулю, как у вас говорят. Козлик прощается с нами. Или сомневаешься?

— Не надо, — попросил Мамонов.

— В глаза!

— Чтоб мне пыром брать.

— Врешь... Ну ладно. Растолкую, — Андрей заходил. — Попал ты, голуба. Посмотри на каскадеров — хороши ребята? Да и я, как ты понял, малый не промах. Драпануть, увильнуть от нас — даже не мечтай.

— Еще никому не удавалось, — прихвастнул Севка.

— Если не врешь, подождем. Пусть подвезут. Пивка попьем.

— С хозяином. В бункере.

— Ты полный идиот, если думаешь, что вырвешься из такой клешни. И будь спокоен, мы возьмем то, что тебе не принадлежит. Плюс проценты, учти. За время. За каждый лишний час. Хорошие проценты, приятель.

Севка хихикнул:

— Бесплатно ишачить — вредно.

— Ага. Здоровье не позволяет.

— Да, золотой, — сказал Андрей. — Я не поверил, — и громко приказал: — Встать!

Мамонов испуганно и неуверенно приподнялся.

— Смирно!.. Вот, родненький. Сейчас мы тебя быстренько разденем. Не бойся — догола. Пересчитаем клавиши. И не очень аккуратно оденем. Извини. Глаза у тебя плохие, князь... Тебе сколько лет? Тридцать натикало?

— Все мои.

— А с виду — пацан.

— Посмотрим, как сохранился. Готов? Вот и хоккей.

— Поехали, — сказал Иван, сдергивая с Мамонова куртку.

Развернув стул, Андрей сел и закинул ногу на ногу.

— Хилый ты, — подтрунивал он — Недоедаешь? Нищета заела? Плохой аппетит — совесть нечиста.

— Жуть, — качал головой Севка.

А Иван:

— Дряблый. Желтый.

— Нет, Артем, ты не прав. Одной киношкой сыт не будешь.

— Костлявый — тьфу.

— Такая голь, что и сечь неохота.

По мере того как его раздевали, Мамонов менялся в лице.

— Не злись — печенка лопнет.

— Эх, Артем, Артем. До чего ты себя довел. Смотреть противно... Между прочим, у тебя какой болевой порог? Низкий? Или высокий?

— Фашисты, — выдавил Мамонов, по-звериному ощерив зубы.

Андрей погрозил ему.

— Обзываться — нехорошо. Не люблю.

— Фашисты.

— Последний раз предупреждаю. Мной хоть полы мой, да не называй шваброй... Я что говорю-то, дурошлеп? Так отощал, что тебя и женщины любить не будут.