Виталий Гладкий - Приключения-91

— Ты себя побереги, Сережа... Я перед тобою виноват... Ты был прав. Не надо было путать тебя в это дело.

— Иван Палыч, о чем вы? — И я впервые называю его по имени-отчеству. — Это наша работа. Не я, так другой.

— Другой, может, и не полез бы на рожон. Видно, ты копнул чересчур глубоко. Особенно кое-кому не поправились твои разговоры с друзьями покойного Лукашова. Возможно, и не стоило с ними так...

Да уж, разговоры... Век бы мне с ними не говорить, не видеть их холеные рожи и пустые циничные буркалы. Хорошо, что я не сказал старику о звонках «доброжелателя».

— Иван Палыч, вас «ушли»? — прямо спрашиваю я.

Старик не выдерживает моего взгляда и опускает глаза. Его молчание красноречивее любых слов.

— Из-за меня, значит... Но я все равно доведу дело до конца! — едва не кричу я. — Чего бы мне это ни стоило! Я не позволю этим подонкам творить их черные делишки! Я не боюсь их.

— Знаю... Потому и... Эх! — машет Палыч рукой. — Пропади оно все...

— Значит, именно вас избрали козлом отпущения?

— Вроде того... Зря мы Фишмана арестовали...

— И теперь на всех перекрестках будут кричать, что мы применяли недозволенные методы, что он оговорил себя и других... Попробуй опровергни. Снова концы в воду и на трибуны, чтобы в который раз поклясться в верности перестройке.

— Опровергнуть трудно, это верно... Они уже накатали «телегу» в обком и... э-э... выше...

Мне почему-то в этот момент вспомнился Иван Савельевич и его молодой коллега. Да, им тоже не позавидуешь.

— Едва не забыл... — Палыч хмурится еще больше. — Наблюдение за квартирой Лукашова снято.

Вот это уже совсем плохо Теперь Тина Павловна осталась одна, как перст. Помощи ждать неоткуда... Я смотрю на Палыча, он виновато отводит взгляд. Я знаю, что он отстаивал до последнего наш план перед начальством. Увы.

Он смотрел на меня настороженно и с некоторой опаской. Я его понимал, лишь совсем недавно вышло постановление об официальном признании восточных единоборств в нашей стране, до этого гонимых и преследуемых, ютящихся в подвалах и развалюхах, подальше от глаз милиции. И нашей вездесущей общественности.

— Басков... — представился тренер и, помедлив чуток, добавил: — Олег...

Был он уже немолод, лет под сорок, худощав, жилист и как-то по-особенному собран.

— ...Да, этого человека я знаю. — Басков долго рассматривал фоторобот, над которым мне пришлось изрядно потрудиться вместе с компашкой из парка. — Он здесь, правда, не очень похож. Но, судя по вашему описанию, — это Карасев. Редкий талант, доложу я вам. Настоящий боец, великий мастер.

— Вы с ним давно знакомы?

— Как вам сказать. Не так чтоб уж очень. Он тренировался у меня.

— Здесь? — показал я на приоткрытую дверь спортзала.

— Нет, — хмуро улыбнулся Басков. — В другом месте... Это когда мы, извините, в подполье ушли. По инициативе, между прочим, вашей конторы.

— Что он собой представлял? — Я не отреагировал на выпад тренера. — Вы ведь с ним общались — сколько? — почти три года.

— Неразговорчив, скрытен. Но заводной. Нервишки у него шалят, это точно. Очень обязательный. Если пообещал — разобьется, но исполнит. Вот, пожалуй, и все.

Из спортзала я не шел, а летел, будто за полчаса у меня прорезались крылья. Карасев! Не думаю, что теперь установить его место жительства будет архитрудной задачей.

Адрес Карасева я получил за считанные минуты. И сразу же, не мешкая, отправился к нему домой, на всякий случай, для подстраховки, захватив с собой Баранкина.

Дверь коммуналки, где жил Карасев, открыла приземистая старуха.

— Чаво? — переспросила она, приставив ладонь к уху, тем не менее в мое удостоверение впилась цепко и что нужно вычитала вмиг. — А, Карасев... Ентот паразит... Вона евойная дверь. Нетути Карасева.

— Не знаете, когда придет?

— Гы... — открыла щербатый рот старуха. — Он мине не докладывает. А нетути его ужо неделю. Не меньше.

Новость для меня малоприятная. Что делать? Не думаю, что мне удастся быстро получить санкцию на обыск: Иван Савельевич все еще по больницам прохлаждается, а его молодой коллега, завидев меня, зеленеет от испуга и старается побыстрее сбежать куда-нибудь «по делам». А что, если?..

— Рискнем? — тихо говорю Баранкину, показывая глазами на дверь комнаты Карасева.

— Ты что, того?.. — хотел покрутить он пальцем у виска, но, заметив любопытный взгляд старухи, быстро опустил руку. — Серега, у меня свадьба через три дня... — взмолился он. — Кто капнет — нас со свету сживут, по высоким кабинетам затаскают...

— Могеть, вам зглянуть на евонную комнату надыть? — робко спросила старуха.

— Не мешало бы... — переглянулся с Баранкиным, он только потупился безнадежно.

— Чичас... — Старуха зашлепала по коридору.

Через минуту она возвратилась и протянула мне ключ.

— Евойный, запасной... — Глаза ее забегали.

— Откройте, пожалуйста, — с официальной сухостью сказал я.

Старуха помялась немного, но не возразила.

Комната Карасева поражала убожеством: давно не беленные стены, слой пыли на столе и телевизор старой модели, простыни не первой свежести на довоенного образца кровати с медными шишечками... Я чувствовал себя неловко и ругался последними словами — а дальше что? Обыскать — значит, нарушить закон, уйти просто так — а вдруг в комнате есть что-нибудь такое... Короче, мы с Баранкиным топтались у входа, а затем он меня потянул за рукав к выходу. И тут я увидел! В другое время, при иных обстоятельствах я, возможно, прошел бы мимо, ничего не заметив, но в этот неприятный для нас с Баранкиным момент все мои чувства были обострены...

Через полчаса я уже стоял на пороге ЭКО.

— Здорово, Кир Кирыч! Колдуешь?

— А, Серега. Наше вам... — Мой приятель-эксперт оторвался от окуляра микроскопа и вяло пожал мне руку. — Садись. Хлебнешь? — показал на колбу, до половины наполненную прозрачной жидкостью.

— Спиритус вини?

— Извини, Серега, коньяк для опытов нам не положен. Чем богаты...

— Увы, не могу. Как-нибудь в другой раз. Тороплюсь. Я к тебе за помощью. Нужно срочно определить, что это за следы, — и я протянул Кир Кирычу полиэтиленовый пакет с тряпкой, которую выудил из картонного ящика с мусором в комнате Карасева.

— Старик, для тебя сделаю. Посиди. Я в лабораторию. Вот журнальчик итальянский для мужчин. Поразвлекайся. Да не вздумай увести. Вещдок...

Вскоре Кир Кирыч возвратился.

— Ну, это просто... Сам, наверное, знаешь. На этой тряпке следы порохового нагара, оружейного масла и чешуйки свинца. Короче, этой тряпкой чистили ствол, похоже, револьвера.

— Чешуйки свинца... Слушай, Кир, а нельзя проверить, не из этого ли оружия застрелили Лукашова?

— Можно. Но на это потребуется значительно больше времени. Нужно провести спектральный анализ чешуек и пуль.