Алистер Маклин - Дрейфующая станция «Зет». Караван в Ваккарес

– Верно, девятнадцать, – невозмутимо отозвался Киннерд. – Остальные… Ну, им не повезло…

Я ничего не сказал. Внимательно вгляделся в лица проснувшихся, надеясь приметить среди них то, которое было мне так знакомо, и утешая себя тем, что, возможно, из–за обморожения, ожогов или истощения не сумею отыскать его сразу. Я глядел во все глаза, но уже отдавал себе отчет: никого из этих людей мне раньше видеть не приходилось.

Я нагнулся над одним из спящих и поднял прикрывающее лицо одеяло.

Снова незнакомец. Я опустил одеяло. Джолли удивленно спросил:

– Что случилось? Чего вы хотите?

Я не ответил. Осторожно пробравшись среди лежащих, которые все ещё тупо следили за мной, поднял одеяло с лица второго из спящих. И снова опустил одеяло, чувствуя, как сохнет во рту и свинцовой тяжестью наливается сердце.

Я подошел к третьему спящему и в нерешительности остановился над ним, зная, что надо доводить дело до конца, и страшась того, что сейчас обнаружу. Потом резко нагнулся и поднял одеяло. Передо мной лежал человек, чье лицо почти полностью закрывала повязка. Человек со сломанным носом и густой светлой бородой. Человек, которого я никогда в своей жизни не видел. Я осторожно прикрыл ему лицо одеялом и выпрямился.

Ролингс тем временем уже успел раскочегарить печку.

– Это поднимет температуру почти до точки таяния льда, – сообщил я доктору Джолли. – Горючего у нас полно. Мы принесли с собой также пищу, алкоголь и полный комплект медикаментов и материалов. Если вы с Киннердом готовы этим заняться, то я присоединюсь к вам через минуту… Лейтенант, это была полынья? Тот гладкий участок, который попался нам как раз перед станцией?

– Скорее всего, да, – Хансен как–то странно взглянул на меня. Похоже, эти парни не в состоянии пройти не то что пять миль, а пару сотен ярдов. Кроме того, шкипер сказал, что ему придется вскоре нырнуть… Значит, что свистнем «Дельфину», пусть подплывает прямо к черному ходу?

– Они смогут найти эту полынью? Без ледовой машины?

– Проще простого. Я беру у Забринского рацию, отмеряю точно двести ярдов на север, даю им пеленг, потом отмеряю двести ярдов на юг и снова даю пеленг. Они засекают нас с точностью до одного ярда. Потом отмеряют пару сотен ярдов отсюда и оказываются точно посреди полыньи.

– Но подо льдом. Мы не знаем, какой толщины там лед. К западу ещё недавно была чистая вода. Доктор Джолли, как давно это было? – С месяц назад. Может, пять недель, точнее сказать не могу.

– Ну, и какая толщина? – спросил я у Хансена.

– Пять футов. Ну, шесть… Вряд ли они сумеют пробиться. Но у капитана всегда чесались руки пустить торпеды… – Он повернулся к Забринскому. Ваша рация ещё работает?

Я не стал вмешиваться в их разговор. Тем более, что и так плохо соображал, что говорю и делаю. Я чувствовал себя старым, больным, разочарованным и опустошенным. И смертельно усталым к тому же. Теперь я получил ответ на свой вопрос. Я преодолел 12000 миль, чтобы найти этот ответ, но я одолел бы ещё миллион – только бы уйти от него подальше. Однако правде надо было смотреть в глаза, изменить её я был не в состоянии. Мэри, моя невестка, никогда не увидит своего мужа, трое моих чудесных племянников никогда не увидят отца. Мой брат был мертв, и больше никто и никогда не сумеет его увидеть. Кроме меня. Я собирался увидеть его сейчас.

Выйдя из домика, я плотно прикрыл дверь, завернул за угол и низко пригнул голову, преодолевая сопротивление ветра. Через десять секунд я уже стоял перед дверью последнего домика в этом ряду. Зажег фонарь, нашел ручку, повернул её, толкнул дверь и зашел в помещение.

Раньше здесь размещалась лаборатория, теперь это был склеп, прибежище мертвых. Лабораторное оборудование было кое–как сдвинуто к одной стене, а все очищенное пространство занимали мертвые тела. Я знал, что это мертвецы, но только потому, что об этом мне сообщил Киннерд: эти бесформенные, обгорелые, изуродованные тела легче всего было принять за кучи мусора, в лучшем случае – за неизвестные на земле формы жизни, но никак не за человеческие останки. Страшно воняло паленым мясом и выхлопными газами. Меня удивило, что у кого–то из уцелевших нашлось достаточно мужества и железной выдержки, чтобы перенести сюда, в этот домик, леденящие душу, омерзительные останки товарищей по станции. Крепкие же у них желудки!

Они, все до единого, должно быть, умерли быстро, очень быстро. Пламя не окружало их, не подбиралось к ним – они сразу вспыхнули и мигом сгорели дотла. Штормовой ветер обрушил на них море огня, пропитанные пылающим топливом, они превратились в ослепительно–жаркие факелы и умерли, крича и корчась в дикой, непредставимой умом агонии. Страшнее смерти и не придумаешь…

Одно из лежащих передо мною тел привлекло мое внимание. Я нагнулся и направил луч фонаря на то, что когда–то было правой рукой, а сейчас представляло собой почерневшую клешню с выпирающей наружу костью. Жар был так силен, что оно искривилось, но все же не расплавилось, это странной формы золотое кольцо на безымянном пальце. Я сразу же узнал это кольцо, его при мне покупала моя невестка.

Я не ощущал ни горя, ни боли, ни дурноты. Возможно, тупо подумал я, все это придет потом, когда первоначальный шок отхлынет. Да нет, вряд ли. Это был уже не тот человек, которого я так хорошо помнил, это был не мой брат, которому я был обязан и чьим должником останусь теперь навсегда. Передо мною грудой золы и пепла лежал чужой, совершенно незнакомый мне человек, и отупевший мозг в моем измученном теле отказывался признать в нем того, кто так отчетливо сохранился в моей памяти.

Так я стоял какое–то время, опустив голову, потом что–то необычное в положении тела привлекло мое профессиональное внимание. Я нагнулся пониже, совсем низко и замер в таком положении. Потом медленно, очень медленно выпрямился – и тут услышал, как позади отворилась дверь. Вздрогнув, я обернулся: это был лейтенант Хансен. Он опустил защитную маску, поднял очки и поглядел сперва на меня, а потом на лежащего у моих ног человека. Лицо у него помертвело. Он снова поднял глаза на меня.

– Значит, все было напрасно, док? – Сквозь рев шторма до меня едва долетел его хриплый голос. – О Господи, мне так жаль…

– Что вы хотите сказать?

– Это же ваш брат? – он повел головой в сторону трупа.

– Коммандер Свенсон все–таки рассказал вам?

– Да. Перед самым нашим уходом. Потому–то мы с вами сюда и отправились… – Посерев от ужаса и отвращения, он обвел взглядом все, что лежало на полу. – Извините, док, я на минутку…

Он повернулся и выскочил наружу.

Когда он возвратился, то выглядел чуть получше, но ненамного.

Он сказал:

– Коммандер Свенсон сообщил мне, что именно поэтому разрешил вам идти сюда.