Станислав Жейнов - Другой

— Трофейная каска… С убитого Гитлеровца снял, — они в одном полку служили.

27

Проспал часа три, как заснул, не помню. Спорили о чем-то… Я упомянул Пикуля, а Игорь, про какого-то японца… Потом — Вторая мировая, потом, кажется… Алексей Суворов, и еще о ком-то, или о чем-то… — не помню. Нет, если постараться, то… но зачем?

Восемь утра. Двигатель работал, динамики пищали, машину покачивало, и снаружи, такой скрежет, будто качели везли на ржавой дрезине. Игоря в салоне не было. Я поднялся, увидел его: он возился с передним колесом, с моей стороны.

Открыл окно, приветливо скалясь, сказал:.

— Товарищ, постеснялись бы, средь бела дня…

Игорь улыбнулся, но поднял голову и улыбка исчезла, нахмурился, сочувственно покачал головой.

— Вчера, этого не было, — сказал он. — И, вроде, спал, никуда не ходил. Что, тебе снилось? — Джек Потрошитель?

— Все, так плохо? — Посмотрелся в боковое зеркало, протер глаза. Ничего нового: ну, синяк под глазом, ну, губу раздуло, поцарапало там, местами, а в целом… — Ничего не вижу, — говорю. — Сейчас умоюсь, зубы почищу, и буду как новенький.

— А нос отгрызут, скажешь: "сейчас, побреюсь, и я как новенький"?

Тронул старую ссадину, подмигнул — тому, в зеркале: — Ничего, — говорю. — Шрам украшает мужчину.

— Блин, один не правильно расслышал, и пошло!.. Шарм — украшает мужчину. Шарм — правильно говорить!

Игорь, еще раз скрипнул гаечным ключом, и колесо отвалилось, но не упало, он вовремя подхватил, покатил к тротуару. Я поглядел в ту сторону, оказывается, — оно не первое, там уже ждут два близнеца, гадают: "Может, теперь отпустят? Вдруг наши уже в правительстве? — революция, иго низвергнуто, рабству кирдык, долой автопром!

Открыл дверь, еле выкорчевался из машины, заломил руки за голову, потянулся, в шейном позвонке хрустнуло, по отекшим членам побежала кровь, плечи и бицепсы увеличились, приятно заныли широкие мышцы спины. Да, в этом тельце хаотично, но все-таки мигрируют еще какие-то кусочки мяса. А когда-то ведь, весил девяносто семь. Нет, не хочу быть таким большим. Восемьдесят-пять — мой вес, можно, даже меньше.

Не пойму, откуда взялось хорошее настроение? Не выспался, лицо — как несколько раз жевали и выплевывали, желвак на голове — ноет, и Машеньку — свет мой, опять потерял, женюсь — на чужой, посторонней тете, а настроение, как не странно… Не-не — уже хуже… хуже, хуже… Так, чего еще плохого? Мир несправедлив, мы умрем, планета высохнет, небо выдохнется, тьма поглотит вселенную… Правда, потом, пото-о-ом, чуть позже. А настроение все равно хорошее. Надо найти первопричину, и все станет на свои места. Я боюсь радоваться, боюсь улыбаться, за эти крохи счастья потом приходится дорого платить. Как то это нечестно, неправильно, смеюсь будто в долг, всегда с подозрением, с опаской… Да, лучше уж совсем никак. Или как последний год: зло, цинично, ненавидя всех, и прежде всего себя. Если смотреть на мир сквозь черные очки — не разочаруешься. А лучше, через сварочный шлем.

А все-таки, хорошее. И я знаю почему. Потому, что солнце в глаза, потому, что Игорь живой, потому, что Маша меня все таки любит! Как это здорово, когда тебя любят!.. И еще… еще, потому, что скоро я вижу Сашеньку…

— Как, так можно? — услышал белоруса. — Каждое утро, начинаешь с сигареты.

А я и не заметил, как закурил. Что значит, привычка.

— В каждом мужчине заложен ген самоуничтожения, — отвечаю. — Каждый борется с ним, по своему. Я курю, чтобы притупить, сублимировать неуемные суицидальные наклонности.

— Хм. — Игорь подумал, сказал. — Думаю, ты в чем-то прав, но корень этой беды в другом. Курильщик бравирует, хвастает своим презрением к жизни. Такая, пошленькая поза, дескать — смотри как я крут: по лезвии бритвы босячком… И происходит это на подсознательном уровне, не каждый отдает себе отчет, нет… вообще никто не понимает откуда эта псевдо-крутизна берется. Парадокс в том, что, жить-то все-таки хочется. И когда попрет бочиной весь этот гной, — что накурит, когда вылезет инсультом, раком, еще какой-нибудь фигней, вот тогда… тогда начнется правда. Такое будет пить, такое мазать на башку, в таком яйца полоскать… Дерьмо будет жрать, чтобы выжить. Жалко, что не прилюдно, а-то ведь, еще, после всех унизительных процедур на балкончик выползет, за сигареткой потянется, чтоб видели — "парень-то, я рисковый, хоть сейчас сигану, и сопаткой об асфальт, чоб покрасившее, с брызгами!"

— А никотиновая зависимость? — спрашиваю.

— Ты, с ней родился? — Игорь улыбнулся. — Моя, сгенерированная завистью, к твоей утренней сигарете — теория — это основа. Никотиновую зависимость, курение за компанию, и курение от нечего делать, никто не отменял.

— Что значит: "сгенерированная завистью к моей сигарете"? — спрашиваю. — Правда, хочешь курить?

— Ты затянулся, и у тебя было такое счастливое лицо, что я позавидовал.

— Дать сигарету?

— Да нет, не стоит, зачем начинать? Да и неудобно, после такой лекции… Иди сюда Глеб. — Игорь зашел за джип, присел на правую ногу, больную левую вытянул. — Еще одно колесо надо снять. Еще кирпичей надо…

— Понятно, — говорю. — И где ты их брал?

Антон, пришел в начале десятого, но в такси он не влез, колеса заняли багажник и почти все заднее сиденье; остался охранять джип, чтобы не угнали, точнее — чтоб не утащили.

На СТО справились быстро, на том же такси, заехали в авто магазин, купили аккумулятор, потом на рынок: взяли мясо на шашлык, овощей, фруктов, хлеба, и всяких мелочей, кстати, я купил кастрюлю и чайник. Вещей и продуктов получилось немного: все вместилось в два пакета. Отдыхать-то всего ничего, — три дня без малого.

В одиннадцать выехали. Я за рулем, Игорь справа, Антон сзади, сразу заснул. Как пришел, молча поздоровались, и больше не замечали друг друга. С белорусом у него тоже, как-то не клеится, может, даже и не спит, а так — только вид делает. А вдруг, все-таки стыдно? — случается же такое с мужчинами, в Карелии.

Маршрут знакомый, до поселка добрались быстро, без приключений. Выгрузили лодки и вещи на прежнем месте, я погнал машину на стоянку. Поставил, где и в прошлый раз, благо хозяева были дома. Опять, пришлось, заплатить, хотя и договаривались на две недели. Не-то чтобы просили, — но во взгляде… Вобщем просили. Узнал у местного дедушки, где у них магазин, отправился туда. Хотел купить две банки холодненького, но вспомнил Антона и все таки взял шесть. Шкура — он конечно — небритая, но пить при нем и не предложить, не смогу, не в моем характере, хотя и стоило бы проучить подлеца.

Когда пришел, лодка уже была на воде, Игорь сносил пакеты, я помог перенести канистры с бензином, подцепили мотор, легко завелись, тронулись. Прогнозы на дождь, не оправдались, день сегодня солнечный, теплый. Антон сел возле самого носа, на сумку с вещами, высматривал подводные камни. Игорь, как и прежде рулил сзади, все-таки, нога у него сильно болела, вытянул вдоль лодки по дну, иногда непроизвольно поглаживал колено, при этом всегда морщился, кряхтел.