Станислав Жейнов - Другой

— На лягушку, блин!.. Пусти…

Игорь потрепал капитана за плечо: — Любишь лягушек? У вас в Питере отличный зоопарк, там такой террариум… Хочешь, вернемся и…

— При чем тут? Ее высекли люди четыре тысячи лет назад…

— Кого высекли и за что?

— Идолов.

— Идолов значит, — сказал Игорь. Значит так, — первое: я очень рад, что посетил долину идолов — спасибо тебе Антон! Во первых, потому что налопался спелой брусники, а во вторых — черника тоже встречалась. Теперь, относительно поляны в частности и археологии в целом: из сорока булыжников — два оказались на что-то там похожи… Я бы, конечно, постеснялся раздувать из этого… ладно, оставим на совесть… Я не буду говорить про шаманов и прочих тараканов, тут понятно, я не понял другого… Почему — долина? Если здесь кругом эти булыжники, только не раскопанные, вон смотри…

Игорь сошел с тропинки, пнул большой, на половину закрытый мхом камень.

— Еще один идол! Давай на поляну оттащим!.. Вот… Теперь — археология. Археология — она ведь не для всех. Чтобы этим заниматься, надо быть фанатиком. Ладно, еще раскапывать Помпею, Трою, или какие-нибудь Мохенджо Даро и Харраппа, но здесь, Антоха!.. Найти ничего не могут: начинают придумывать. Быт отсталых народов — это неинтересно. У них ничего не меняется тысячелетиями. Что древние саамы, что современные бушмены — нет отличий: приметив, грязь, дичь… В Африке и сегодня людей жрут, аборигены Австралии спят со своими детьми — интересно? Купи билет, слетай, полюбуйся, и не надо в земле копаться. За день узнаешь больше, чем за жизнь.

Правда в том, что, я сейчас на самом деле, конечно, прикопался к этим несчастным псевдо идолам. Будь они настоящими, окажись все истории Журавлева правдой, я все равно ел бы бруснику. Мне просто, неинтересно слушать, про то, как жили какие-то древние оборванцы.

— Вот с этого бы и начал, — сказал Антон. — Ты просто не любишь археологию.

— Не люблю, — согласился Игорь. — Ладно, со мной все понятно, а вы сами- то, что думаете? Мне вот показалось, что Глеб тоже…

— Не-то чтобы… — говорю. — Не сработали, некоторые блоки: информация проникла слишком глубоко, пошло отторжение внутренних органов, впрочем, к черту селезенку и печень, ведь я посетил великую долину!

— Не понял, Глеб? — спросил Антон. — Какое впечатление? Понравилось?

— В общем или в целом?

— А мне понравилось, — сказала Саша. — Журавлев молодец. Думала, будем одни, а тут, оказывается, живет такой интересный человек.

— При чем тут Журавлев? — возмутился Сергей. — Тебе долина понравилась? Атмосфера сопричастности с… Каменные идолы — холодные пальцы прошлого… Тысячелетия замерли под прицелом беглого взгляда… Четыре тысячи лет сошлись в одном часе, ушли в грядущее, оставив тебя позади! А?

— Да, как-то так. И лягушка очень похожа, зря Игорь говорит…

За пол часа дошли до деревни, могли быстрее, но мы не торопились. Дом на окраине — единственный жилой. В нем живут рыбаки. С того раза, больше их не видел. Они ставят сети в противоположной стороне от нашего лагеря.

Навстречу выскочила кудрявая нервная болонка, остановилась метров за пять, принялась неистово лаять. Проходили мимо, она не успокаивалась, наворачивала круги, выбирая самого слабого.

— Серега, прикрой горло, — говорю, — не дразни ее. Артерию перекусит и все…

Саша остановилась, разглядывала собачку: — Цыпа-цыпа-цыпа… Где-то я тебя видела?

— Сашенька не отставай, съест. Мало, что ли похожих собак. — говорю.

— Недавно совсем, а где не помню, блин…

— Пошли, — позвал Сергей. — Я вас возле церкви сфотографирую.

Саша подозрительно:

— Сергей а ты эту собачку видел? Тебе не кажется…

Он посмотрел на меня, на девушку.

— У ребят с баяном была похожая, но это не она, — говорит. — Та, сука была, а эта… Пошли…

— Глазастый, — сказала Саша. — Глеб, ты любишь животных?

— Да, в детстве у меня даже была черепаха.

— И что с ней стало?

— Застрелили.

— Как?

— Она заболела чем-то и стала худеть.

— Черепаха?

— Да. А что?

— Да, ничего, и что дальше?

— Щеки впали, хвост потрескался, одни ребра торчат; кожа да кости — одним словом. Не черепаха а… перед соседями стыдно! Врач посоветовал выгуливать.

— Черепаху?

— Ну… Поводок купил, ошейник, как полагается… Зима была, я поскользнулся, она вырвалась и на кошку соседскую набросилась.

— Ааа Понятно.

— Еле оттащили. Перестал выгуливать, она совсем скисла; забьется под диван, когда-никогда чирикнет или пискнет, а так вообще — немая, ну, похрапывала еще разве что. На балкон ее переселил, на воздух, а она в спячку впала. Паяльной лампой разогрею, покормлю и на бочек. Дело к весне, у черепахи гон. Я ее вывести боюсь, а ей не сидится. Стала кусаться, под конец, сбила с ног, вырвалась на улицу, а там участковый; она на задние лапы и к нему лизаться, а он за пистолет.

— А я думала у тебя правда была черепаха.

— Хомяк у меня был, серый, как крыса, но добрый очень. На руках у меня засыпал.

— Тоже застрелили?

— Год назад маме отдал. До сих пор меня узнает. Прихожу — хвостиком виляет, копытцами цокает, улыбается…

Сергей сфотографировал нас возле часовни. Внутри все то же: иконка, баночка для пожертвований, лестница на верх. Все, кроме меня полезли на крышу. Я снизу сделал несколько фотографий; оставил фотоаппарат на пеньке, пошел к озеру. Дно каменистое, вода чистая-чистая. На берегу несколько деревянных лодок. Облокотился о высокий борт, закурил. Что-то не-то с настроением, что-то скребет, где-то скрипит, протекает. И дело не в заброшенной деревне, не в этой атмосфере покинутости, старости. Наоборот, перекошенные дома с обвалившимися крышами, прогнившими оконными рамами, дырявыми стенами, вызывают как ни странно положительные ассоциации. Детство: казаки-разбойники, прятки, штабики…

Саша переменилась ко мне. Вот и сейчас, думал оставит всех, и подойдет, а вместо этого, вышла из часовни, дождалась Антона, взяла под руку, и они пошли по дороге к дальним, почти завалившимся избам. Он что-то рассказывает и она опять смеется. В последнее время делает это постоянно, смеется со всех его плоских острот. Что там, из последнего?: "Одиссей вовсе не был находчив, просто воспользовался коньструктором". Как она смеялась: "Ну надо же — коньструктором! — ха-ха-ха…"

А я? А как же я? Вот они, залезли на крышу, и я крикнул: "Эй вы! Мандражники высотники!" — смешно же? Игорь смеялся, Серега кстати тоже, а она чего?.. Даже не улыбнулась. А колючие тапочки, которые назвал "гистапочками", а "гангренки"… это же все очень, очень смешно! Нет?! Ну, тогда ладно…

Услышал:

— Глеб, дай сигарету, свои забыл…

— Держи.

— Не скучай. Наслаждайся воздухом, тишиной… Сядь в лодку, сфотографирую тебя.