Фредерик Неваль - Гробница Анубиса

Когда я встал, было уже часов семь, и я собрался позвать коридорного, чтобы заказать чашечку кофе покрепче. Тут в салон вошел Этти и воззрился на меня с отвращением:

— Как только у тебя духу хватило, Морган?

— Хватило духу на что?

— Разделить ложе с этой… этим…

— Да ты о ком толкуешь?

— О Кассандре!

— Но… я думал, что это ты с ней… — изумленно пробормотал я.

Теперь он в свой черед вытаращил глаза. Возмутился:

— Я? За кого ты меня принимаешь?

— Но тогда с кем же?..

Я не закончил фразы, слишком огорошенный, чтобы выговорить имя того, кто как раз в этот момент вошел — эффектно, под стать лучшим актерам бульварного театра: халат напялен криво, под глазами мешки.

— Знаешь, — заявил Ганс, тыча пальцем в сторону Этти, — когда у тебя выдастся свободная минутка, надо нам потолковать о «Камасутре». — (Братец прикусил губу, чтобы не рассмеяться, но мне было не до смеха, я смотрел на него, не в силах издать ни звука.) — Уж не знаю, она «корова» или, скорее, «слониха», но ты имел у нее большой успех!

У меня вырвался вздох облегчения. Моя маленькая гордость молодого самца была бы глубоко уязвлена, если бы этот сопляк столь основательно меня обскакал. Но если это был и не Ганс, то…

— Добрый день! — бросил Гиацинт, не обращаясь ни к кому в отдельности.

Я украдкой оглядел его с головы до ног. Он, по-видимому, был в столь блестящей форме, что я чуть было не усомнился в реальности нашего ночного разговора.

— Похоже, тебе резвости Этти не помешали выспаться, — заметил Ганс. — Хотел бы я сказать то же о себе. — И он зевнул.

Гиацинт, явно позабавленный недоразумением, повернулся к моему братцу:

— Значит, вы ночью подняли шум? Я ничего не слышал.

Этти, глянув на него, только чуть заметно усмехнулся.

Кассандра, свежая после душа, вполне одетая и притом весьма нарядно, не замедлила появиться как раз вовремя, чтобы налить себе чашку упоительного кофе, только что принесенного коридорным. Держалась как ни в чем не бывало.

— Я спущусь в холл. — сказала и уплыла, покачивая бедрами.

Как бы невзначай я стал пробираться к Гиацинту с целью задать ему парочку вопросов, но он улизнул в ванную. Ревновал ли я? По всей видимости, да! Аж позеленел от ярости.

Но анекдотец не пришелся по вкусу не только мне. Если Этти создавшаяся ситуация смешила до упаду, Ганс бросал на него взгляды, красноречиво говорящие о сугубой неудовлетворенности. Глубоко задетый, он встал и побрел к себе в комнату, бурча:

— Неудивительно, что Индия перенаселена.

Около трех часов дня мы отправились на вокзал. Кассандра, попытавшись зарезервировать места на пароходе, чтобы спуститься по Нилу, столкнулась с проблемой, которую мы совершенно упустили из виду: здесь опасались нападения террористов на приезжих с Запада.

Пассажирским судам, исходя из понятных соображений безопасности, было запрещено курсировать в среднем Египте. Что до фелук, бороздивших реку, этих маленьких парусников, что служат достоверной приметой нильских почтовых открыток, нечего было даже думать о том, чтобы раздобыть такую: для иностранцев существовал формальный запрет всходить на борт фелуки. За нарушение власти вас могли арестовать и выдворить за пределы страны.

Итак, мы решили снизойти до машины местного производства из боязни, что автомобиль Кассандры чересчур заметен, однако и тут нас ждало разочарование. Для проезда по региону требовался пропуск за подписью местного начальства и непременный эскорт. Учитывая связи Гелиоса, это бы затруднений не составило, но подвергаться контролю каждые двадцать километров и волей-неволей приноравливаться к присутствию вооруженного эскорта — такая перспектива разом свела на нет наш робкий замысел прокатиться по тому, что египтяне именуют дорогами — надо думать, в насмешку.

Отчаявшись добиться толку, мы волей-неволей решились ехать поездом, который курсирует вдоль речного берега из одного конца страны в другой.

Гиацинт собирался заказать билеты в первый класс, но в последнюю минуту мы с Этти убедили его взять пять коек в туристском, где могли бы путешествовать иностранцы.

— Вы вошли во вкус, профессор, начинаете ценить роскошь, — подколол он меня, пряча билеты в карман.

После того как ему объяснили, что в обычном поезде, пусть даже и в первом классе, нет ни мало-мальски сносной обстановки, ни кондиционера, он понял, почему это нам не улыбается. Тащиться в тряском вагоне вдоль Нила со скоростью, не превышающей пятидесяти километров в час, само по себе достаточно мучительно, чтобы сверх того терпеть еще жару, тошнотворную вонь, мусор и тараканов.

— Одни боги знают, до чего неуютными могут быть индийские поезда, — добавил Этти, — душные, тряские, загроможденные товарами и скотиной. Но в сравнении с египетскими они могут сойти чуть ли не за Восточный экспресс.

— Значит, они быстрее? — спросил Ганс.

— Нет, но их хотя бы убирают чаще, чем раз в пять лет.

Чтобы не оставлять Ганса или Кассандру в одиночестве, мы зарезервировали два купе вместо трех. Молодая женщина разделит свое купе с Гиацинтом, а Ганс пристроится третьим к нам с братом. В каждом купе, несмотря на тесноту, имелись ватерклозет и маленький душ, что отнюдь нельзя признать роскошью.

Отправление поезда, само собой, задержалось почти на час, но мы уже были готовы к подобным сюрпризам.

Из вагона-ресторана Этти удалось сделать несколько телефонных звонков. За два часа мы насилу одолели километров сто, и поезд остановился в Бени-Суэйфе, главном городе провинции и важном центре торговли хлопком, где также с успехом выращивают сахарный тростник и нищету. Ганс мечтательно разглядывал сквозь оконное стекло дорогу, убегающую вдаль, туда, к Красному морю.

— Вот это и есть Египет? — пробормотал он, всмотревшись в стайку отталкивающе грязных, запыленных ребятишек, столпившихся возле бродячего торговца эрезусом — неким подобием сока из лакричника.

— Ну, Ганс, здесь же более сорока процентов населения живут за чертой бедности, — терпеливо напомнит мой братец. — Начинай привыкать к таким вещам, иначе я тебя в Индию не возьму, поскольку там, видишь ли, с этим еще хуже.

Он был лишен возможности повидаться хотя бы с одним из своих прежних египетских коллег, которые священнодействовали кто в Луксоре, кто в Каире, и это его ужасно раздражало.

— Мы так далеки от пышности царственных пирамид и от репортажей о пятизвездочных речных прогулках, а, Ганс? — вмешался я.

Мы заказали кебаб и минералку, но как только нам все это принесли, братец тотчас потребовал, чтобы тепловатые бутылки, по-видимому, наполненные водой из-под крана, забрали и взамен подали неоткупоренные. Официант прожег его взглядом убийцы, но, получив в ответ такой же да еще в сопровождении угрожающей усмешки, повиновался.