Енё Рэйтё - Найденный крейсер

– Воды! – прохрипел один из матросов, на секунду выйдя из забытья.

– Воды? Извольте! Пепи прислала ее в таком количестве, что можно не скупиться…

Вагнер распахнул свой халат, и осажденные увидели, что он сплошь увешан объемистыми фляжками.

Это было чудо!

Истомленные жаждой люди вместо криков радости испустили дружный стон. Дориан, прихватив несколько фляжек, помчался в пещеру, а оттуда – к другой баррикаде.

Вода! Вода! Вода!

Последние предзакатные лучи солнца обжигали остров яростно-багровым пламенем, а к людям, казалось бы обреченным на смерть, возвращалась жизнь.

Колючка Ванек, утерев рот тыльной стороной ладони, протянул фляжку с водой старику Вагнеру:

– Пей и ты, старина, не стесняйся! Ты заслужил добрый глоток.

Круглое морщинистое лицо Вагнера омрачилось глубокой печалью.

– Неужто я обидел кого? – с тоской вопросил он. – За что же подвергать меня такой пытке?… Отдай лучше эту воду пиратам!

С этими словами Вагнер извлек из внутреннего кармана халата бутылку рома и сделал изрядный глоток. Вытянуть из него еще какие-либо подробности относительно наказа Пиратки Пепи оказалось гиблым делом. Впрочем, что еще она могла им передать? Конечно, капитанша правильно поступила, решив пополнить запасы пресной воды, однако к тому времени, как она вернется обратно с соседнего острова, богатого водой, здесь может не остаться в живых ни одного человека.

Меж тем настала ночь. Синебородый пьянчуга с беззаботным пьяным смехом бродил среди осажденных.

В другом лагере его встретили уже с более умеренной радостью.

– Не знаешь, «Слепой папаша» намерен подбросить нам подмогу? – поинтересовался Медный Граф.

– Подмогу?… Конечно! Наши наверняка дадут знать в полицию… Эта женщина – Пиратка Пепи – столько всего наговорила, что нормальному человеку и половины не запомнить… Умная как бес!

Да, надеяться на скорую подмогу не имело смысла. Капитанша, похоже, в первую очередь решила снабдить их водой, с известием о чем и послала Вагнера, поскольку он был единственным человеком на судне, пользы от которого было как от козла молока. А так он хоть чем-то пригодился. Ближе всего отсюда Маркизские острова, но и до них не рукой подать. А на тех запасах воды, что притащил Вагнер, долго не продержишься. «Слепой папаша» не успеет покрыть и половину пути, как осажденные погибнут от жажды все до единого. Ведь эти упертые желторожие пираты, похоже, не собираются снимать осаду, хотя потери у них довольно значительные…

Наступившее утро не принесло облегчения. Суточную норму воды свели к нескольким глоткам. Осажденные, терзаясь жаждой, с тоской думали о своем безнадежном положении. И куда, интересно, пропал Джимми От-Уха-До-Уха, отправившийся на поиски потерянного бурдюка? Откуда им было знать, что Вагнер надолго вывел из строя первого офицера, приняв его за китайца. Но даже если бы мертвецки пьяный Вагнер не уснул мертвецким сном, даже несмотря на зной, если бы толком рассказал обо всех своих приключениях, или, скажем, если бы Джимми вернулся с бурдюком воды, – что бы это изменило? Да ровным счетом ничего. Жара и отсутствие питьевой воды не оставляли несчастным шансов выжить. Их могло спасти лишь чудо.

– Да, похоже, мы сваляли дурака! – пробормотал Доктор.

– Утешься – это в последний раз. Больше нам уж никаких глупостей не совершить, да, впрочем, и ничего умного тоже, – вяло огрызнулся Чарли Ясный Месяц и заглянул в ружейный ствол, проверяя, хорошо ли смазан канал.

Разговоры смолкли сами собой, и без слов все было ясно…

Внизу, по другую сторону баррикады, рассыпавшись полукругом, их подстерегали китайские головорезы. Но вот поодаль, у палатки вражеского главаря, вроде бы поднялась какая-то суматоха. С чего это они всполошились?

Первый офицер с «Андре де Ремьё» отмучился. Его похоронили у подножья скалы со всеми возможными в данных условиях почестями. А вот когда наступит черед оставшихся, их даже предать земле уже будет некому.

Унылые, однообразные часы медленно тянулись, сменяя друг друга.

И вдруг Чарли Ясный Месяц завопил не своим голосом:

– Нет, вы только взгляните туда!

Все обернулись в ту сторону, куда он указывал, – к склону за баррикадой. И застыли – с вытаращенными глазами, с разинутыми от удивления ртами, вмиг лишившись дара речи, словно все они разом повредились умом.

От лагеря китайцев отделился какой-то человек и не спеша направился к баррикаде.

То был… Грязнуля Фред! Капитан Фред, собственной персоной.

Небрежно перебросив через плечо свою неизменную куртку, сунув кулаки в карманы, он брел враскачку, уставясь в каменистое крошево под ногами, точно в каком-нибудь из закоулков Фриско на пути к ближайшей пивнушке.

Подойдя к баррикаде, он окинул сборище пренебрежительным взглядом и, вздернув подбородок, бросил:

– Собирайте манатки и марш по домам!..

Так что же все-таки случилось со «Слепым папашей»?

Одно ясно: пучина не могла поглотить корабль, на море царил полный штиль.

Наиболее вероятное предположение о вмешательстве местного морского божества – Зеленой Рожи (бывали случаи, когда он цеплял полой своего черного, простертого до самого горизонта плаща полюбившийся ему корабль и уволакивал с собой на дно) казалось маловероятным. Правда, Хьюго Шухер уверял, будто слышал, как морской властелин играл на свирели, и перед самым восходом луны на какое-то мгновение Хьюго увидел в молочном мареве у горизонта ухмыляющуюся рожу призрака. Рассказу этому, разумеется, следовало верить, ибо Хьюго находился в сильном подпитии, а в таком состоянии зрение его приобретало необычайную остроту. Но Хьюго также утверждал, будто бы Зеленой Роже судно их не приглянулось, и властитель морей вновь ушел в свои бездонные глубины.

Таинственное исчезновение «Слепого папаши» произошло при следующих обстоятельствах.

После того, как шлюпка с тремя моряками скрылась в вечерних сумерках, направившись к острову, на корабле потянулись однообразные, лишенные всяких событий часы безвременья, иными словами – тоска зеленая, весьма типичная для судов, стоящих на приколе. Хьюго Шухер занялся штопкой свитера, а Рыжий Васич наконец-то смог разобрать коробку ходового механизма: от самого Таити механику не давал покоя какой-то подозрительный шум, которого не должно там быть. Полосатый Гарри сам с собой играл в кости, сидя на самом краю вентиляционного люка.

Пиратка Пепи стояла на том же месте и в той же позе, как при прощании с тремя моряками, один из которых был ей гораздо дороже двоих других. Устремив, будто Пенелопа, ожидающая Одиссея, неподвижный взгляд в сгущающуюся тьму, Пепи ждала их возвращения. Дурное предчувствие сжимало ей сердце, спазмами сдавливало горло. Каждой клеточкой своего существа Пепи чуяла опасность и одновременно надеялась вновь услышать уверенный, звучный голос Медного Графа, поминутно перемежающийся смешком.