Николай Атаров - Смерть под псевдонимом

Повсюду русские вели поиск. Пальффи Джордж слышал голоса патрулей, обыскивавших болото. Иногда ненависть к этим людям мешала ему владеть собой. Тогда он окунал высокий лоб в стылую воду, и тотчас кровь начинала гудеть в ушах тревожным башенным набатом.

Захваченный младшим лейтенантом Шустовым в Сегеде отставной капитан речного флота Этвёш Дюла на первом же допросе у полковника Ватагина показал, что он не Этвёш Дюла, а генерал германской армии фон Бредау, по официальной версии расстрелянный тайной полицией во время кровавой чистки 30 июня. Он был предназначен к уходу в многолетнюю конспирацию личным приказом Адольфа Гитлера, прошел полугодовую школу перевоплощения, находившуюся в спецбараке № 6 германского концентрационного лагеря в Борском медном руднике. Среди восьми вариантов замены, восьми двойников крафтовской картотеки, был выбран именно Этвёш Дюла в городе Сегеде исключительно в силу удобства конспирации: отставной капитан был совершенно одинок; кроме того, фон Бредау отлично владел венгерским языком. Парашютный прыжок по радиосигналу «Пять подков с одного коня» оказался неудачным ввиду близости советских солдат из боевого охранения. Вся операция происходила в панике и в несколько истерической обстановке.

На вопрос, где находится штаб перевоплощения, а именно Ганс Крафт и Пальффи Джордж, генерал фон Бредау, помедлив с минуту, ответил:

— По моему предположению, их надо искать на горно-лесном аэродроме в Шумадии, в расположении германской войсковой группы «Сербия». Они пробирались туда по советским тылам…

Короткостриженый, сероголовый, в очках с золотой оправой, близко придвинутых к глубоким глазницам, он казался слепым и, наверно, действительно был в эту минуту слепым, как камень.

— Я должен был похудеть. Мой вес не должен был превышать шестьдесят три килограмма. Я весил семьдесят четыре. Они гоняли меня на корде полгода… Я измучен, господин полковник

Допрос шел без карандаша и бумаги.

— Хотите кофе?

— Благодарю. Мадьяры не так гостеприимны.

Ватагин уже знал, что младший лейтенант Шустов грудью защищал фон Бредау от разъяренных венгерских женщин, хотевших растерзать убийцу старого Дюлы самосудом.

— Мы, разведчики, — с улыбкой сказал Ватагин, — кропотливо ищем тех, кто укрылся от нас, а народ просто казнит своих врагов… Хорст фон Бредау, скажите, пожалуйста, что вы думаете о поражении гитлеровской Германии?

— Меня это не касается.

Ватагин промолчал. Всем опытом он знал, что угроза разоблачения всегда страшнее самого разоблачения. И он давал созреть этому ужасу полного разоблачения в душе гитлеровского генерала. Немец спасал какую-то самую важную тайну, если так откровенно рассказывал многое.

Сквозь неутомимый мокрый шорох дождя за окном слышалось, как вдали, в городском комитете Коммунистической партии, разучивали русскую песню «Широка страна моя родная…» Ее пели на венгерском языке хорошие голоса. Ватагин и фон Бредау молчали, как будто в самом деле слушали песню.

— То, о чем я спросил вас, имеет прямое отношение к вашей судьбе, — настойчиво повторил Ватагин.

— Моя война кончилась. Я уже поднял свой воротник. Еще мой отец в 1918 году сказал мне: «Когда немец поднимает свой воротник, для него война кончилась…»

— Вы врете, генерал! Вы боретесь даже сейчас, хотя вы должны наконец осознать безнадежность борьбы. Отвечайте — зачем вы решили поселиться в Сегеде?

Фон Бредау молчал. Он, видимо, боролся с собой и обдумывал самый туманный ответ.

— История даст нам еще случай… — сказал он, и в голосе его слышалась лютая ненависть, он уже не скрывал ее. — История даст нам еще случай, и мы не допустим повторения ошибок… Звук воющей бомбы снова войдет в мертвую цивилизацию мира. Мы снова выпустим на волю разрушительные силы, — медленно, почти по складам говорил фашист. — И тогда-то мы уже не повторим наших ошибок.

— Напрасно вы так вызывающе держитесь, — терпеливо-предостерегающим тоном заметил Ватагин. — Ведь разговариваем мы с вами не в сорок первом году, а на пороге конца…

— Нет, и не в конце войны! — подхватил гитлеровский оборотень. — Эта война кончилась. А мы ведем с вами беседу уже как бы между двумя войнами.

Славка Шустов, забыв свои обязанности, уставился на немца и слушал в оба уха. Лицо его выражало мальчишескую отвагу. Все понять, все запомнить, не упустить ни одной страшной подробности этого разговора. Ватагин почти с умилением поглядел на него. «Ишь, глядит, как гусь на зарево!» — подумалось весело. И вдруг, именно от присутствия Славки Шустова при допросе пойманного крупного зверя, пришло знакомое старому чекисту чувство: вот он снова лицом к лицу с заклятым врагом Родины и коммунизма, как бы у самой крайней кромки нашего мира. Сколько хороших людей там, у нас дома, учат, лечат, варят сталь, пишут книги… Много бы дали они за то, чтобы хоть в щелку взглянуть на этого фон Бредау, — такое зрелище удивительно освежает голову, дает ясность мысли, укрепляет волю…

— Что ж, господин… Этвёш Дюла, — сказал Ватагин, беря телефонную трубку, — видно, вам на роду не написано чинить старые мышеловки. Уведите его, товарищ младший лейтенант.

Слепые глаза фон Бредау ожили на секунду, когда уже у дверей он обернулся: — Как вы сумели расшифровать?…

— Вопросы будем задавать мы, — любезно напомнил Шустов.

Радиопеленгация подтвердила слова задержанного резидента, и через горы и леса Шумадии устремился отряд майора Котелкова. Взвод мотоциклов, броневик, бронебойщики на двух грузовиках мчались в то глухое ущелье, где на единственной пригодной площадке на высоте альпийских лугов по какой-то загадочной причине еще сохранился германский аэродром.

В ущелье вошли без выстрела. На задворках сербской деревни неснятым кукурузным полем бежали немцы, за ними не стали охотиться — не до них! Дорогу загромождала брошенная противником боевая техника: длинноствольное орудие поперек колеи, миномет у колодца. В неезженых глубинах горного ущелья орудия стояли в неестественных позах, будто они со всей Европы сбежались сюда в ужасе и здесь их настигла внезапная мучительная смерть.

С гор доносились глухие отзвуки боя — сражались югославы.

Может быть, за всю войну не было такой сложной обстановки, как в эти дни октября 1944 года на севере Балканского полуострова. Танковые соединения советских войск совместно с югославской Народно-освободительной армией штурмовали Белград. Там засел фельдмаршал фон Вейхс. Немцы ожесточенно сопротивлялись: им нужно было выиграть время, чтобы дать вытянуться с юга — из Греции — своим уходящим по горным ущельям измученным: и потрепанным войскам. Бой шел под Белградом, но в горно-лесистом районе к востоку еще находились другие окруженные немецкие группировки — силой до четырех дивизий. Путь на север, через Дунай, им был закрыт: там стремились на запад по равнинам Венгрии и Воеводины советские войска двух фронтов: Второго и Третьего украинских. И немцы растрепанными массами пробивались через шоссе в обход к югу от Белграда, чтобы соединиться с основными колоннами, на сотни верст растянувшимися по балканским дорогам.