Коллектив авторов - Граница не знает покоя

Пожав плечами, женщина на русском языке ответила, что о запрете этом она не знала, что письмо безгрешное, и если капитан проявляет любопытство к чужой переписке, то может его прочитать.

— Видите ли, служба обязывает быть любопытным,— ответил Скворцов и принялся читать письмо.

Оно было написано на шести листах в основном по—русски. Однако частенько встречались украинские и польские слова. Быстро пробегая взглядом по строкам, Скворцов думал: почему эта женщина сама выложила на столик письмо? Почему на конверте нет адреса? Почему старушка как—то смутилась, когда таможенники досматривали черный чемодан?

Письмо в первых строках действительно, как заявила пассажирка, было «безгрешным». Речь шла о житье—бытье, рыночных ценах. Писал какой—то мужчина, какой—то женщине, ясно было одно, что они состоят в близких отношениях.

На второй странице сообщалось, что автор письма расстался со своей машиной и просит приобрести ему такую же, только новую. А еще лучше — две. Под буквой «П», стоящей неподалеку от слова «машина», видимо, следовало подразумевать слово «Победа». Паровозы не продаются, а пылесос не называют ни у нас, ни за рубежом машиной. Чуть ниже говорилось, что автор письма «на днях кое—что посылает и еще пришлет...» Ниже этих слов стояла цифра 49. Знаем мы эти «на днях»!

— Кому предназначено письмо? — закончив читать, спросил Скворцов.

— Везу одной женщине. Знакомый просил передать,— с напускным равнодушием ответила женщина.

— Вы едете в Одесскую область, значит, письмо везете туда?

— Нет, меня встретят во Л... Там живет мой отец.

— Через него передадите письмо?

— Нет, нет, что вы! — слишком поспешно возразила женщина.

— Кому же будет передано письмо?

— Не все ли вам равно?.. Я ж сказала: одной женщине.

— Не могли бы вы сообщить ее адрес?

— Я не знаю ее адреса.

— Вот как? А как же вы передадите письмо?

— Я... Она... Она должна меня встретить.

Опытный офицер, стоя в проходе между двумя купе, заметил, как волнение иностранки индуктивно передается старушке в соседнем купе, которой, конечно, был слышен весь этот разговор.

При досмотре чемоданов иностранки таможенники ничего подозрительного не обнаружили. Выходит, что упомянутое в письме подозрительное обещание «кое—что послать» будет выполнено действительно «на днях». Нет, что—то не верится, капитан не мог с этим согласиться. Опыт пограничника подсказывал ему, что тут что—то не так, что за внешней безупречностью таится какая—то очередная уловка. Письмо женщина выложила на стол, в расчете на то, что читать его не будут, раз оно лежит на виду и открыто — это ясно. За строками «безгрешного» письма таится, что—то существенное. Но что?.. Багаж женщины самый безобидный. Даже слишком. Нарочито безупречный, так сказать, «образцово—показательный». А это тоже подозрительно. Но другого багажа у нее нет... Нет, дамочку все же следует тщательнее проверить. А что, если?.. Капитан переглянулся с таможенниками, и они поняли друг друга.

— Придется нам разговор о письме и его адресате продолжить в вокзале.— Возьмите ваши вещи,— сказал таможенник.

— Ну, что ж, пожалуйста. Здесь воля ваша,— с негодованием сказала иностранка.— Только обязательно сделайте так, чтобы я могла уехать с этим же поездом. Я дала телеграмму... меня выйдет встречать отец...

— Постараемся,— ответил капитан, не упуская из виду соседнее купе.

Когда иностранке предложили собираться, старушка еще больше разволновалась, стала нервничать и хозяйка подозрительного письма. Вышли. И в тот момент, когда женщина поравнялась с соседним купе, Скворцов внезапно спросил ее:

— А вы все свои вещи взяли?

Иностранка как—то невольно бросила взгляд на черный чемодан, стоящий в купе, где сидела старушка, и тут же ответила:

— Все!

Но было уже поздно. Ее взгляд на чемодан был замечен. В этом был ее промах.

В таможенный зал пригласили и старушку с тремя чемоданами. Тут она не выдержала и от третьего — черного чемодана, отказалась наотрез: «Это — ее!»... Накрашенной иностранке пришлось признаться, что чемодан ее и передала она его старушке, опасаясь придирок таможенников за большое количество вещей.

И вот несколько чемоданов стоят на столе в таможенном зале. В котором из них будет раскрыта тайна цифры «49»? В каком из них будет обнаружено то, что в письме названо «кое—что»?.. И — будет ли?..

Открыт черный чемодан. Обыкновенный чемодан из прессованного картона, оклеенный снаружи дермантином, а внутри коленкором. Вынуто содержимое. Проверена каждая вещь — ничего запретного, ничего подозрительного.

— Убедились? — возмущенно повысила голос накрашенная женщина.— У вас все так! Только и знаете, что людей оскорблять всякими подозрениями, в каждом человеке преступника видите!

— А вы поспокойнее, гражданка, не в каждом...

Промеряется высота чемодана снаружи, затем внутри. Разница примерно на три сантиметра.

— Двойное дно. Старый фокус. Им даже Кио уже не пользуется,— замечает начальник таможни.— Вспарывайте без сомнения.

Дамочка сразу побледнела.

И вот второе дно открыто. Все присутствующие при этом поражены увиденным зрелищем. Такого давненько не приходилось видеть. На дне чемодана заблестели 49 аккуратно уложенных золотых швейцарских часов и золотых браслетов. По государственным ценам — это составляло кругленькую сумму, побольше самого крупного выигрыша «золотого займа».

Вздрогнула от изумления старушка. Она смотрела то на таможенников, то на пограничников. С жадностью глядя на блестящее золото, рыдала иностранка. По ее полным щекам текли слезы, размывая, видимо, невысокого качества краску. Ей, конечно, горестно. Но, как говорят у нас в народе: «Москва слезам не верит». Уловка не удалась. Не вышло! И не выйдет потому, что у ворот нашего государства стоят зоркие часовые такие, как Николай Скворцов.

...Заканчивался день. Николай Васильевич Скворцов возвращался домой усталый, но очень довольный тем, что потрудился сегодня неплохо.

С тех пор прошло пятнадцать лет. Стерлись из памяти многие имена, перепутались даты. Однако есть события, которые не забываются. Правда, в буднях память о них как бы скрыта завесой повседневных забот, но достаточно одного слова, одной встречи, чтобы все снова стало живым, осязательным, волнующим.

...Однажды ко мне пришла женщина. Она торопливо открыла двери и крепко сжала мою ладонь. — Я — Екатерина Павловна Терлецкая.