Вероника Мелан - Корпорация «Исполнение желаний»

Пропажу хлыстов обнаружили спустя несколько часов (вероятно, когда очередной из охранников вышел помочиться на стену дома и каким-то чудом узрел отсутствие любимого орудия пыток), после чего меня тут же подняли с кровати, где к тому времени я видела, если не десятый, то уж точно второй или третий сон. Едва соображая от усталости, но, уже успев порядком перепугаться (как они так быстро вычислили вора?) я натянула на себя мятую голубую майку и джинсы и проследовала за охранником во двор.

А вот там уже весь мой сон слетел за секунды. Удивленно таращась на залитые ярким светом (от двух закрепленных на стене дома прожекторов) плиты двора, я, часто моргая, осматривала длинную полосу людей, выстроенную в шеренгу, вокруг которой собрались едва ли не все охранники когда-либо виденные мной на ранчо. Неуверенно переминаясь с ноги на ногу и шепчась, здесь стояли работники поля, прачки и дворники. В некоторых я узнала даже поваров из столовой. Вот дела…. Значит, вора еще никто не вычислил. Не то чтобы последняя мысль принесла облегчение, но все же позволила вздохнуть чуточку свободнее.

Во главе охранной процессии вдоль сонно-насупленных лиц угрюмо вышагивал сам Грег. Косился и зыркал туда-сюда маленькими глазками, подозрительно всматриваясь то в одно, то в другое лицо, слушал шептавших что-то ему на ухо надсмотрщиков из барака, жевал тонкие губы и снова хмурился.

Меня подтолкнули в шеренгу, и я протиснулась между каким-то, одетым только в старые холщевые штаны мужиком и сжавшейся и будто одеревеневшей от предвкушения беды женщиной с длинным некрасивым лицом.

— Что? Зачем? Почему подняли посреди ночи? — Неслись едва уловимые фразы то от одного, то от другого.

«Зачем-зачем… — Хотелось выплюнуть мне. — Сейчас все и узнаете».

Едва сдерживая дрожь в коленях, я развернулась лицом к прожекторам и, подобно остальным, замерла в ожидании. К тому времени я не просто догадывалась о причине полуночного собрания — я знала ее. Конечно же…. Пропавшие хлысты. Что еще могло заставить охрану так взбелениться? Однако, даже понимая, что содеянное мной возымеет последствия, я никак не рассчитывала, что инцидент приобретет настолько драматичный оттенок и широкую огласку. Да еще и посреди ночи. Матерь божья…

Ропоток в толпе затух, когда Грег остановился перед выстроенными в ряд людьми и жестом приказал всем умолкнуть. Во дворе стало настолько тихо, что стало слышно доносившееся с поля шуршание колосьев и монотонный скрежет забившихся в подпол особняка сверчков. Чуть поодаль я заметила стоящего и наблюдающего за происходящим Халка. Руки его были сложены на груди, а брови слегка нахмурены. Хотя и лицо и поза его выражали предельное спокойствие, все же что-то подсказывало, что внутри владелец ранчо негодовал. И если Грег на меня не производил особого впечатления, даже будучи на грани гневного безумия, то неосязаемая волна ярости, исходившая в этот момент от Халка, заставила мгновенно прочувствовать, что «сдобровать» этой ночью никому не удастся. Я нервно сглотнула и заставила себя отвести взгляд. Через секунду послышалось первое слово из ненавистного рта начальника стражи.

— Ну что ж, господа хорошие…. Позвольте объяснить для чего мы собрались в этот неурочный час.

Все, как один, слушали в напряженном ожидании, нетерпеливые, сонные, злые.

— Кто-то из вас… да-да, из вас, — Грег недобро прищурился и сделал паузу, презрительно оглядывая людей, будто вымазавшихся в дерьме котят, — сегодня вечером украл и испортил двадцать хлыстов….

По толпе прокатился удивленный вздох, но Грег тут же предупреждающе поднял руку.

— Цыц! Я не собираюсь тут торчать всю ночь. Так вот…. Вместо того, чтобы допрашивать каждого и тратить время на такую шваль, нами решено было сделать очень просто….

Он повернулся и посмотрел на Халка. Тот едва заметно кивнул, и Грег продолжил.

— Если к утру никто не придет и не расскажет, чьих рук это дело, то со всех присутствующих будет снято по двадцать баллов.

Мои ладони резко похолодели, а кровь отлила от лица. На этот раз взрыв негодующих голосов почти поглотил речь начальника стражи. Народ бубнил, бунтовал открыто, негодовал и даже ругался. Я судорожно сглотнула и на какой-то момент перестала дышать.

«Что б тебе провалиться!…»

Грег же, не обращая на недовольства ровным счетом никакого внимания, заявил.

— Меня ничего не интересует. Кто-то из вас подумал, что подобный поступок окажется безнаказанным. Кто-то решил, что может вот так запросто сделать пакость и преспокойнейко уйти спать. Мол, пусть ищут, все равно не найдут, ослы в форме. Поди поржал еще, забившись под одеяло. Так вот пусть это послужит всем хорошим уроком на будущее.

Пока я стояла и пыталась переварить услышанное, едва не покачиваясь взад-вперед от страха и заливающего сверху донизу чувства вины, Грег подошел и ткнул дубиной в тощую голую грудь какого-то работяги.

— Вот ты! Может, это был ты?

Мужик отчаянно замотал головой, порываясь что-то промычать, но Грег его перебил.

— Тогда тебе лучше признаться, если ты знаешь, кто это сделал. — Он отошел от мужика и заткнул обе руки за пояс. — Любому из вас лучше признаться. И сделать это до восьми утра. Потому что ровно в восемь каждый из вас обнаружит на счету цифру «минус двадцать». Понятно? И знаете что? Так нам даже гораздо выгоднее — за проступок одного человека отныне будут расплачиваться все. Вы здесь будете работать годами! Мы купим много новых хлыстов и будем лупить вас ими годами!

Грег, а вслед за ним и остальные надзиратели, загоготали. Громко, нервно, с нескрываемым злорадством.

Один лишь Халк не улыбался, внимательно скользя взглядом по лицам. Лицо его скрывала тень, но даже сквозь нее был заметен неяркий блеск прищуренных глаз.

Стараясь сохранить сонное и ничего непонимающее выражение лица, а также отчаянно надеясь, что яркие пятна, выступившие на бледных щеках, сочтут признаком недосыпания, я отправилась в свою комнату.

Очередь распустили.

«— Что же делать? Что же делать?…»

Уже в сотый раз спрашивала я себя, сидя в душной темноте комнаты, разглядывая плывущий по темному покрывалу ночного неба бледный лунный диск. Да, я хотела, как лучше. Хотела, чтобы у работников на кукурузе хоть немного зажила спина, надеялась, что передышка от хлыстов в несколько дней поспособствует процессу. И что же теперь? Теперь у всех — всех! — кто был сегодня во дворе, вычтут по двадцать баллов, если я не приду и не признаюсь. А сколько людей там было? Пятьдесят? Сто? Больше?

«А, может, признается кто-то другой? — закралась скользкая, как мокрая шуршащая гадюка, предательски-сладкая мысль? — Может, кто-то пожертвует собой ради остальных, и обо мне не узнают?»