Сергей Гомонов - Режим бога (Последний шаг)

« Ничто не способно причинить ему боли и урона. Любое сопротивление для него — не более чем дуновение ветерка, чем подобострастное тепло укрощенного пламени. Да обратится все ему во благо! Я отдаю ему все, как отдал бы себе. Моя благодарность не знает границ — пусть так же безгранично будет и мое благословение! »

Черную дыру окружили грозовые тучи, и она забилась в разрядах молний.

«Ты хотел втащить меня в грозу, — злорадно подумал Ноиро, наблюдая за поединком Улаха-шамана и стихии, — но сам влетел в свою ловушку, слуга времени!»

Гигантские крылья сокола хлопнули, и оглушительный гром разорвал черную звезду. «Это Благословение!» — понял Ноиро. Вот так оно выглядит в мире тонкого!

Каждый из хозяев серебристых нитей, что сплели кокон вокруг сущностей Ноиро и Кота, находились на своей радуге, у своей аркады реальностей. Он видел их всепроникающим зрением сознания, но не глазами.

Ураган бешено нес вспоротую воронку черной дыры к другому небесному водовороту — над той загадочной спиралью, которую, как успел узнать Ноиро, в этих краях называли великим Змеем Мира.

Последним судорожным рывком черное пятно высвободилось и растаяло, не дав себя казнить.

«Все потом, теперь вернись к Учителю!» — потребовала Нэфри.

Ноиро снова подхватил потрепанного дикаря — паутинка уже почти восстановилась, но сознание к Коту не пришло — и приказал ему и себе вернуться в Рельвадо, в сельву, в домик лекаря. Тремя быстрыми рывками, как при резком приближении фокуса, их, трехкратно задерживаясь, выкинуло в домен, погружая в физические тела.

И тут же грубый мир поздравил его с возвращением, напомнив обо всех незаживших ранах такой болью, что Ноиро взвыл и ненадолго пожалел о том, что не остался на пустоши.

Где-то рядом, в осколках разбитых банок-склянок, барахтался израненный Бемго, а Пачо так и лежал у кровати Та-Дюлатара, не подавая признаков жизни.

— Живой? — простонал журналист. — Кот?

— Да, — отплевываясь кровью, сказал Бемго. — Меня, кажется, шить надо, а будить Та-Дюлатара нельзя…

Ноиро принялся вставать. Больнее, чем теперь, ему было только во время первого пробуждения после операции.

— Всё разбили! — посетовал Кот, озираясь и придерживая пальцами разрезанную от рта до уха щёку; когда он говорил, из сквозного пореза бежала пузырящаяся розовая кровь. — Та-Дюлатар прогневается…

— Приберем, не вопрос. Главное, что живы… Что будем делать с Пачо?

— Он живой?

Они с двух сторон, звякая осколками и шурша обломками, подползли к предателю. Бемго пощупал его горло и кивнул:

— Живой. Вязать надо и к Араго-вождю. Хата тоже надо в деревню, хоронить. Где мы были сейчас, белый?

— На серой пустоши, Кот.

— А что было в небе? — его искромсанное тело невольно содрогнулось при одном воспоминании.

— Улах.

— Мне это приснилось?

— Нет. Чем его вязать?

Веревки у Элинора в доме нашлись, и весьма крепкие. Раненые связали руки Пачо и для верности еще примотали их к телу, а чтобы не орал, заткнули ему рот кляпом. К тому времени он уже начал приходить в себя.

— Давай ноги тоже вязать… — подумав пару мгновений, решил Бемго.

Связали и ноги.

— Пойдем, подлатаемся, — сказал журналист, с трудом поднимаясь с пола. — Я не хирург, но, если потерпишь, несколько стежков сделаю. Лишь бы края ран прихватить, а там уж заживет…

Бемго послушно улегся на «операционный» стол. Памятуя, как и что проделывал Элинор — не раз доводилось наблюдать за операциями на телах раненых дикарей, — Ноиро облил левую руку сначала водой, затем спиртом. Правая, примотанная к туловищу повязками, была плохим помощником.

— Давай полью на тебя, — распорядился он. — Ты мне вставишь нити в иголки, я не смогу сам.

Пока Бемго снаряжал изогнутые иглы из хромированной коробки Элинора, Ноиро обработал его раны, а потом предложил хлебнуть спирта.

— Зачем? — недоверчиво уточнил дикарь.

— Анестезия.

— Это что такое?

— Чтобы больно не было.

Кот отмахнулся:

— Шей так!

Судя по его шрамам, умело зарисованным татуировками, эта процедура была парню не в новинку. Ноиро худо-бедно заштопал самые крупные порезы, а остальные просто закрыл чистой марлей и заклеил пластырем, который тоже нашелся в запасах лекаря. Операцию Бемго перенес стоически, лишь с самые трудные моменты тихо свистя сквозь зубы и похрустывая челюстями.

— Потом Та-Дюлатар тебя красиво перешьет.

Кот засмеялся:

— У нас девушки и некрасивых любят!

— Вставай, надо прибрать тут все.

Вздохнули при виде погрома и навели порядок. Потери были немалыми: погибла треть запасов Та-Дюлатара. Однако журналист прикинул: самое важное для лекаря — это все-таки его собственная жизнь, а именно ее-то они с Бемго и спасли. А потери — это побочные эффекты, как без них?

— Как ты одолел его? — спросил Кот, садясь отдышаться.

— Кого?

— Улаха… в небе…

— Нам просто повезло, Кот.

— М.

Помолчали.

— А как мы туда попали?

— Улах призвал. Он хотел нас уничтожить, чтобы мы не помешали его марионетке здесь убить Та-Дюлатара.

— Мари…о?..

— Он овладел волей Пачо и хотел убить Та-Дюлатара его рукой. Куклу, которую водит человек, называют марионеткой. Движется она, а заставляет ее двигаться — хозяин. Понимаешь?

— А где она?

— Да Пачо и есть марионетка, Святой Доэтерий! — воскликнул Ноиро.

Кот посмотрел на него с сомнением:

— Ты чего-то не то говоришь… Пачо не кукла, он сам хотел убить Та-Дюлатара.

— Но внутри у него сидел Улах! В голове! Он управлял им!

— Улах человек, а в Пачо влез злой дух! Улах большой, где он поместится в голове Пачо, подумай!

Ноиро понял, что продолжать спор — дело бессмысленное, и махнул рукой:

— Ладно. Я пока посторожу Пачо, а ты иди за подмогой в деревню.

Связанный сидел и тихо плакал.

Бемго привел сородичей, они подобрали убитого Хата и заменили караул. Кот задержался попрощаться с Ноиро.

— Вы только там его не сильно, — попросил журналист, разжалобленный убитым видом и раскаянием Пачо. — Ты им скажи, что это ведь не он сам…

— Я скажу, но наш раванга говорит — в хорошего человека зло не войдет!

Ноиро разозлился и, едва, сдерживая резкие слова, съязвил:

— Что-то я не видел вашего мудрого равангу на серой пустоши под черной дырой!

— Не сердись, — с удивительной мягкостью примирительно ответил Бемго. — Я заступлюсь за Пачо. Но решать будут старшие.

— Зло им, видишь, не войдет в хорошего, — проворчал журналист. — Ну да, если держаться подальше от зла и делать вид, что ничего не замечаешь — может, и не войдет. Потому что такой «хороший» на самом деле хуже любого злого!

— Не сердись! Ты умный, белый. Когда-нибудь поймешь, о чем говорит наш раванга.