Юрий Вознюк - Тепло отгоревших костров.

— Теперя уже не побьется,— злорадно пробормотал он, закрывая чемодан.

Выйдя из кочегарки, он обошел мастерские, гараж, заглянул в темные окна конторы. Везде было пусто— кто придет сюда в воскресенье? Вернувшись, он первым делом сунул в топку пустой чемодан. Минуту-другую поразмышлял над бутылками—и распечатал водку. Хлеб «на занюх» в кочегарке не выводился, он отломил кусок от общипанной буханки, положил рядом с салом и наклонил бутылку над грязной, со следами чайной заварки, кружкой. В душе его начинался тот особый подъем духа, который предшествует выпивке. Водка знакомо прокатилась внутрь. Налим крякнул, понюхал хлеб, потом со смаком вонзил прокуренные зубы в сало. В первое мгновение ему показалось, что какой-то чудовищный ветер рванулся ему в нутро и он надувается, как лягушка...

Когда на другой» день родственники вернулись в Милую Девицу, им не пришлось разыскивать пропавший чемодан—вся деревня говорила о происшествии в кочегарке. Налим остался жить. Ему повезло: в «закуске» оказался заряд на колонка. Первое время он молчал по понятной причине—какие уж там разговоры после взрыва пластической бомбы на языке, потом, когда хирург починил его — он боялся признаться в воровстве, Но когда Налим понял, что останется беззубым и косноязыким на всю жизнь,—он не выдержал и потребовал отмщения

И Пупырь и его племянник конечно же натерпелись страху, но, к удивлению всей деревни, им все сошло с рук. Возможно, этому обстоятельству способствовало то, что приманка со взрывчаткой затерялась и не попала следствию, хотя говорили, что племянник Пупыря прямо в милиции приготовил свою гремучку из легальных и всем доступных товаров. Как бы там ни было, но получилось так, что Пупыри стали героями, а Налим посмешищем. После выхода из больницы он еще недели две пропьянствовал и исчез неизвестно куда.

Рассказав мне эту диковинную историю, Дуся ушла на работу, я же остался завтракать и только спустя полчаса отправился к причалу, где стояли деревенские лодки. За год местный флот заметно пополнился. Теперь здесь появились скоростные моторки самых последних образцов. Мне повезло: на берегу я встретил Ивана Баева, приятеля Брагина.

— На Лисьем они,— сказал он и охотно одолжил свою лодку.

Я бросил в нее рюкзак и ружье и поплыл.

Как скоротечно время! Казалось, только вчера вернулся Димка и мы плыли по речке на открытие охоты. Но это было не вчера — прошел год, такое большое время в отмеренной нам жизни и такой короткий миг в жизни земли; и за этот миг разительно изменились берега Заманухи: всюду какие-то наспех сколоченные будки, вытоптанная трава, обрывки бумаги, ржавые консервные банки. С тугим ревом носились по реке моторные лодки, и сизый дым отработанных газов пузырями вскипал на воде, заполняя воздух удушливым смрадом.

Димку и Брагина я нашел на месте нашей прошлогодней стоянки. Над водой торчали поплавковые удочки, на гриве горел бесцветный костер, над которым висел закопченный котелок.

—А-а, Синдбад-мореход вернулся!—приветствовал меня Моргунов,— После пальм на коралловых островах к родным камышам?

— Смотрите, что я привез,— сказал я, доставая магнитофон, когда кончилась суета вопросов.

Моргунов повертел его в руках и равнодушно бросил на траву.

— Это же последнее достижение научно-технической революции!— оскорбленный таким пренебрежением, воскликнул я.

Димка уселся на землю, поднял на меня глаза и произнес:

— Послушай, старик, не тащи ты эту революцию хоть сюда. По-моему здесь она безнравственна. Нашим младшим братьям за глаза хватит твоего ружья. Это как раз тот случай, когда ничего хорошего не будет.

— Вот те на!—ядовито сказал я.—Донкихоты несчастные. Захотели остановить колесо... А это, наверно, ваш протест против прогресса?—показал я на гусиные перья, привязанные к лескам удочек.

— У нас просто куда-то задевались поплавки,—ответил он.

— После транзисторных маяков—гусиные перья?— не унимался я.—Чего ж вы сюда на бревне не приплыли?

— Потому что это было смешно, А маячки днем не нужны.

— Ладно вам,— вмешался Брагин.— Давайте харчись.

Мы уселись возле куска брезента, на середину которого Брагин поставил котелок.

— Чего это вы тут наварили?— недовольно сказал я, ворочая в посудине какой-то разопревший концентрат.

— Научно-техническую революцию,— ответил Димка, рассматривая привезенную мною квадратную бутылку виски.

— Поленились отеребить пару чирков!

— Видишь ли, старина, всех чирков твоя разлюбезная здесь уже разогнала, но чистая вода еще найдется, чтобы запить эту отраву,— сказал он.

Мы сидели на берегу Лисьего озера, и я молча вспоминал, как в юности мечтал о двуствольном ружьишке, о собственном деревянном челноке. Теперь рядом со мной лежали прекрасное скорострельное ружье, под стать ему—миниатюрное чудо электроники, у берега приткнулись лодки с моторами, под матовыми крышками которых таилась чудовищная сила послушного моей руке огня. Стоял передо мной и котелок с кашей из концентратов... Ну что это мы!—встрепенулся Димка и обвел нас взглядом. - А-а понятно, - щелкнул он пальцем по котелку и, грустно усмехнувшись, сказал.

- Видно, пришло, братцы, время собирать камни