Александр Кикнадзе - Кто там стучится в дверь?

Слово его было веским. Власть велика. Она была заслужена полнейшим отречением на протяжении почти всей сознательной жизни от личных благ и тихих человеческих радостей: все в нем было для дела, которому с юношеских лет начал служить он верой и правдой.

До восемнадцати лет крестьянский сын плохо знал грамоту, зато рубился шашкой так, что завидовали вояки, прошедшие через германскую войну. И выдвигали его как храбреца да крестьянского сына. А потом, когда дошел он до комиссара полка, послали его на учебу в академию. Наука давалась трудно, годы были не те, но упорство, которым оснастила его природа, помогло ему пройти полный курс наук и выйти из академии с похвальной аттестацией... да седой головой. Весьма возможно, что это был первый в мире случай, когда за три года человек прошел курс среднего и самого что ни на есть высшего военного образования. За все эти годы Гай был один раз в театре и два раза в музеях. Соседа своего, громкоголосого и застенчивого кавказца, спавшего по шесть часов, считал лодырем.

Выпускник академии был направлен в военную разведку и свое место в ней занял самоотреченной преданностью и сверхнадежностью.

Полковник испытующе смотрел на собеседника:

— Нет, нет, саму идею заброски под видом племянника Танненбаума нашего человека я не отвергаю. Случай такой, что им надо воспользоваться на все сто. Но сделать это с умом. И кандидатуру рассмотреть всесторонне. Чем не подходит этот Пантелеев? Почему он у вас под номером два?

— Слишком исполнителен...

Полковник непонимающе вскинул глаза.

— Он абсолютно надежен, когда надо выполнять какое-либо задание или приказ. Скажите ему, что и как надо делать, он сделает отменно. На него можно положиться. Но ему предстоит принимать самостоятельные решения. По-моему, к этому-то он недостаточно приспособлен, то есть, я хотел сказать, что тут имеет преимущество Песковский: он более самостоятелен. Острее память и сообразительность.

— Но насколько я понимаю, речь идет о том, чтобы не загружать на первых порах серьезными заданиями молодого человека, дать ему время осмотреться, осесть, акклиматизироваться. Почему вы считаете, что с этой обязанностью исполнительный, как вы говорите, Пантелеев справится менее успешно, чем Песковский?

— Рано или поздно придет пора, когда от человека потребуется отдача всех сил. Не надо напрягать фантазию, чтобы догадаться, какая тщательная проверка ждет нашего товарища... если удастся ему внедриться. Человек должен будет действовать на свой страх и риск...

— Ну уж будто мы его совсем одного оставляем...

— Но это только подчеркивает ответственность обстановки. И еще, позвольте сказать...

Полковник отложил листок Пантелеева и снова начал вглядываться в фотографию Песковского:

— Хотите сказать, что Песковский больше похож на немца, так, что ли?

— Не просто больше похож на немца. Больше похож на Танненбаума.

Гай взял в руки оба листка, о чем-то подумал и сказал:

— Давайте побеседуем с обоими. Где они сейчас?

— В гостинице. И знают, что не следует отлучаться.

— Пригласите их завтра к девяти. — Полковник сделал пометку в настольном календаре.

Станислав и Евграф явились в управление в восемь тридцать. Вошли в приемную. Огляделись. Сели. Оба догадывались: пригласили по делу необычному, сейчас произойдет что-то такое, что оставит след в их жизни; через какие-нибудь минуты их вызовут и скажут... Что скажут?.. Почему из всей школы обратили внимание на них? Ведь есть слушатели, которые и учатся лучше, и благодарности имеют, и языками владеют... Остановились именно на них. Может быть, потому что они друзья с детства, а на задание надо послать двоих?..

Оба старались казаться спокойными. Евграф провел большими пальцами под поясом, уводя за спину складки гимнастерки, зашагал из угла в угол. Выделили их двоих. Он еще не знал, что испытает через полчаса. Пока же он испытывал в высшей степени приятное чувство от сознания того, что это его, его, его пригласили сюда!

Когда вызовут в кабинет, он ничем не выдаст радости. Внимательно выслушает все, что скажут, и ответит... ответит вторым, ни в коем случае не первым, он не будет выскочкой, он предоставит право первым ответить Станиславу...

По всему видно, задание непростое; это хорошо, что вызвали вместе со Станиславом, на которого можно как на самого себя положиться. Воображение уносило Евграфа далеко: он видел себя в форме офицера одной иностранной державы (так принято писать в газетах), в которой говорят на немецком языке; он видел себя офицером с широкими связями... В один прекрасный день он получает задание особой важности и назначает встречу своему помощнику Пантелееву и поручает ему...

Голос, раздавшийся откуда-то сверху, из небольшого репродуктора, вернул его на землю:

— Товарищ Пантелеев, войдите!

Евграф ничего не понял. Он был убежден, что их позовут обоих, и напряг слух, ожидая, что его пригласят тоже.

Посмотрел на часы. Было ровно девять. Присел. Обвел языком губы. Начал терпеливо ждать. Ему показалось, что прошло по меньшей мере двадцать минут, когда он снова посмотрел на часы. Оказалось, не прошло и двенадцати.

В конце концов, и он бы на месте полковника тоже сперва побеседовал с каждым из них с глазу на глаз. И потом уже с обоими вместе. А пригласили Станислава первым хотя бы потому, что он и в журнале всегда перед ним: Пантелеев имеет преимущество перед Песковским, из-за второй буквы в фамилии. А если... а если... туда надо посылать не двоих, а одного? И сейчас идет отбор? Нелепой показалась эта мысль Евграфу, представил на минуту, что из двух выбрали Пантелеева, а ему сказали: можете-де возвращаться в школу; после этого он долго и трудно приходил бы в норму. Он вообще мучительно избавлялся от отрицательных впечатлений, о которых другие забывают или делают вид, что забывают, уже на следующий день.

Пантелеев вышел из кабинета в девять сорок. Появившись в дверях, приложил к животу кулак и приподнял большой палец, показывая Евграфу, что все в полном порядке. С видом человека, который «через все это уже прошел», Станислав едва заметно дотронулся до плеча друга, как бы говоря: иди, будь спокоен, я тебя подожду.

Когда Евграф скрылся за дверью, Станислав сделал шаг к стулу, но вдруг почувствовал, что не усидит. Ему хотелось сказать всему миру, как он счастлив, что ему собираются поручить задание особой сложности, он еще не знал, что это будет за задание, но был убежден, что оно связано с «проникновением», а это уже о многом говорит!

Значит, где-то в верхах обратили внимание на его серьезность, вдумчивость, преданность, и теперь настает его день. Он начал догадываться, что «туда» пошлют не двоих, как он думал еще час назад, а одного. Что-то в словах, жестах и интонации полковника заставляло предполагать, что их вызвали для выбора.