Йен Лоуренс - Грабители

Мэри шла по гребню, ветер развевал ее волосы и одежду.

— Мародеры собрали суд. Они все сделали основательно. Если Эли не был бы Моган и не имел бы права на выброшенное морем имущество, его убили бы на месте.

— И они отрезали ему язык?

Она обернулась, и мы на мгновение застыли.

— Поэтому я должна остановить их. Если смогу.

Она посмотрела на меня, как будто ожидая, что я предложу свою помощь. Но я молчал — я не мог этого сделать, — и она отвернулась.

— Пошли. Мы уже почти на месте.

Мы подались на восток, потом свернули вниз по склону к груде громадных камней. Они стояли вертикально. Огромная глыба крышей перекрывала каменные стены. В жутком свете затененных облаками звезд сооружение выглядело древним и зловещим.

— Это кромлех ( Кромлех — сооружение эпохи неолита и бронзового века в виде круглой ограды из громадных каменных плит и столбов; встречаются, главным образом, в Западной Франции и Великобритании), — сказала Мэри. — Надгробие.

— Чье?

— Никто не знает.

Между глыбами были промежутки. Внутри свистел ветер. В одном месте зияла черная дыра, открывшаяся после того, как сползли закрывавшие ее куски скал.

— Что там внутри? — спросил я.

— Ничего. Грязь.

— Я хочу посмотреть. — Но, когда я шагнул к камням, Мэри потянула меня назад.

— Не надо! — сказала она. — Дядя Саймон говорит, что здесь действует ужасное проклятие. Он говорит, что тот, кто хотя бы заглянет внутрь, умрет в тот же день.

Я засмеялся:

— И ты поверила?

— Да. Я поверила. Но посмотри, Джон. Вон там, твой бегущий человек. Видишь гравировки на камнях?

Даже в темноте я все рассмотрел. Линии рисунка глубоко врезались в камень, я мог ощутить их пальцами — вот ноги и тело, круглая голова. Я чувствовал себя дураком. Эли не говорил мне: «Спасайся», он говорил: «Бегущий человек».

— Но почему он показал мне это? — спросил я у Мэри.

— Не знаю, — ответила она. — Не всегда можно объяснить поступки Эли.

Поверхность камня холодная и зернистая. Я водил пальцами по рисунку, надеясь разгадать секрет, который пытался раскрыть мне Эли. Порыв ветра взвыл между камней, как будто голос изнутри. Мэри вздрогнула.

До нас донесся гулкий удар, затем еще один.

— Пушки,— сказал я.

— Подожди, — сказала Мэри. Она схватила меня за руку и прислушалась. На ее шее была видна каждая жилка, взгляд застыл. — Только два, — выдохнула она. — Слава Богу, только два.

— Что это значит?

Ее юбка вздулась на ветру.

— В бухту вошло судно.

Я взобрался на кромлех, на верхнюю глыбу-перекрытие, и вглядывался в даль, пока не заболели глаза. Никаких признаков мачт или парусов.

— Мы слишком далеко от моря, — сказала Мэри. Она не пыталась залезть наверх, тень ее виднелась в нескольких ярдах.

— Я увидел бы концы мачт и верхние паруса, если бы там было судно. Они бы парили над утесами.

— Слишком далеко!

— Нет, не слишком, если он около утесов. Может, он уже на скалах?

— Нет! — возразила Мэри.— Только два выстрела. Три означают, что судно подходит к берегу. Четыре — судно гибнет. — В завывании ветра ее голос терялся, тонкий и слабый, голос маленькой девочки. — Джон, скорей!

Я повернулся, чтобы слезть, и тут, поворачиваясь, увидел парус.

— Вот он! — закричал я. Он обозначился к югу, набор верхних парусов полностью оснащенного судна. — Мэри, иди сюда, посмотри!

Но она не полезла наверх. Я попытался определить направление, потом слез вниз. Мэри не было.

— Мэри! — крикнул я.

— Сюда, — позвала она. — Скорей!

Ее не было видно. Я пошел на голос, через бровку холма, во мрак долины.

— Скорей! — настаивала она, и я побежал вниз по склону. Через дюжину шагов рука схватила меня за лодыжку, и я рухнул на землю.

Я вскрикнул.

— Шшшш! Кто-то приближается.

Это был всадник, скачущий галопом по тому же маршруту, которым мы пришли сюда. Темная масса на пустоши, затем силуэт на гребне; фырканье коня и стук копыт... Черная неровная фигура, рваные очертания развевающегося плаща. Все это неслось к кромлеху, к древней каменной могиле.

Лошадь встала, всадник соскользнул наземь. Я почувствовал руку Мэри вокруг моих плеч, она прижимала меня к земле.

— Он не должен нас увидеть, — прошептала она.

— Кто это?

— Мне кажется... Боюсь, не знаю.

Лошадь была между нами и седоком. Мы видели ноги человека под ее брюхом, более ничего. Он шагнул к кромлеху и проник внутрь через каменную осыпь.

— Он пошел внутрь, — отметил я.

— Никто не отважится проникнуть внутрь. Лошадь опустила голову и щипала траву.

Она шагнула вперед, повод не сдерживал ее. Только один шаг. И остановилась.

Мы услышали клацанье металла о металл. Затем стук сапог о камень. И порыв ветра, взвывший в кромлехе, как погибшая душа.

В этот момент человек снова появился снаружи. Но по-прежнему мы могли видеть только его ноги, пока он не взобрался в седло. И тут он превратился в какой-то серебристый след, во что-то потустороннее. Он держал что-то громоздкое, кубическое, подвесив это перед собой, прежде чем схватить поводья и тронуть лошадь пятками. Он развернул животное.

— Ты не видишь, кто это? — спросил я.

— Я не уверена, но он похож на дядю Саймона.

Кто бы это ни был, но он ускакал быстрее, чем прибыл, через холм и прямо на юг, к морю.

— Пошли! — сказала Мэри. Но я уже был на ногах, и когда мы рванули в противоположных направлениях, то оба удивленно обернулись и замерли.

— Ты куда? — спросила она меня.

— К кромлеху.

— Зачем?

— Мы должны узнать, что там, внутри. Мэри ужаснулась:

— Туда нельзя.

— Мы должны узнать.

Я двинулся к цели, и Мэри кинулась за мной.

— Джон, прошу тебя! Это проклятое место. Кто войдет — умрет!

Я шагал, не обращая внимания на ее мольбы, даже когда она попыталась меня схватить. Она споткнулась, упала, продолжая умолять, протянула ко мне руку. Но меня несло прямо к кромлеху и прямо в дыру.

И вот я внутри. Свистит ветер. Странное зеленоватое свечение исходит от заросших лишайником стен, жуткие светящиеся пятна, как будто глаза из тьмы. Мне казалось, что камни наблюдают за мной, за моим движением к дальнему от входа камню, где я обнаружил то, что ожидал найти. Они были сложены штабелем, я схватил ближайший и выкинул его наружу. Я услышал, как он прогрохотал о камни, и, когда я вышел, Мэри уже держала его в руках.

— Вот за этим Эли меня и посылал.

— Фонарь, — сказала она

— Маяк, — поправил я ее.

Мы побежали к дому с фонарем, болтавшимся между нами, каждый держался одной рукой за металлическую его дужку. Фонарь раскачивался, створки его хлопали, открываясь и закрываясь, их звяканье напоминало колокольный звон.