Владимир Беляев - Встреча с границей

— Он что, эти места хорошо знал?

— Да, знал... Это самая печальная часть всей истории. — Березин снова отвернулся к окну. Я не торопил его.

— Иван Федорович был физруком пионерского лагеря, здесь, у самой границы. Старшеклассники ещё учились, а вот детский сад уже приехал. И в субботу Матвеев отправился за младшими классами. А в воскресенье... это вы знаете.

Застава стояла на этом же месте. Дралась она геройски. Машину начальник отдал вывозить детей. Пограничники полегли тут почти все. Но дети успели уехать.

Матвеев уже после войны всё об этом узнавал, приезжал специально. А потом и остался тут, вступил в колхоз. Хочу, говорит, быть поближе к границе... Знаете, это только кажется, что он на заставу ради собак приходит. На самом-то деле солдат моих он изучил как пять пальцев. И они его побаиваются. Строг до невероятия. Всё ему кажется... Впрочем, мне понятны и думы его, и сердце...

Березин как-то особенно застенчиво улыбнулся — вот, мол, уже совсем на другое съехал. Мне больше ни о чем не хотелось спрашивать. Память потянула в далекое прошлое, к тому июньскому утру, которое всё ещё жжёт нас непроходящим зноем. Столько лет спустя...

— Вам пора спать, — гостеприимно, но твердо сказал Березин. — Да и мне уже время. Сейчас выходит наряд.

Он приоткрыл дверь и погасил свет. В посветлевшем окне очень быстро начали проступать звездное небо, верхушки сосен и серый снег между стволами...

Говорят, здесь в армянских горах некогда Ной на своем ковчеге спасал попарно чистых и нечистых. Ему было явно легче, чем лейтенанту Сенько, приехавшему на заставу столь высоко расположенную, что приходится ходить по пояс в облаках и круглый год невооруженным глазом глядеть на небо обжигающе-голубое, точно пламя горелки, не смягченное, не самортизированное слоями грязного воздуха. Ною было легче, потому что он заранее знал, кто в его ковчеге чистый, а кто нечистый, знал, что собраны те и другие поровну, что спасать он должен всех, а перевоспитывать нечистых вовсе не обязан.

С лейтенантом Сенько дело обстояло иначе. Восьмого марта того года он приехал на заставу, сменив старшего лейтенанта Шляхтина, уехавшего сдавать экзамены в академию. Прежде чем расстаться, офицеры долго разговаривали о своих подопечных; лейтенант Сенько против каждой фамилии делал обстоятельные пометки, прекрасно понимая, что пометки эти даже на самый худой конец не смогут сойти за компас, с которым ему придется ориентироваться в душах.

Я приехала на заставу спустя полтора месяца после этого разговора.

Четыре домика и кучка людей, зажатые в снегах, точно в чьей-то горсти. Высота над уровнем моря три тысячи одиннадцать метров.

В Ереване цветут сады, неприбранная сухая земля ждет всходов, даже возле горных застав совсем неподалеку отсюда открылись южные склоны, в жухлой траве распустились глубокие, как рог, подснежники, между серыми, похожими на спины овец, камнями, бродят серые, похожие на камни, овцы, развезло дороги — ни верхом, ни пешком.

Здесь зима. Метет снег, ползет по сопкам лунный зеленоватый свет, часовой в длинном полушубке и валенках медленно движется по двору заставы. Наряд на лыжах идет на границу.

В маленькой сушилке казармы, завешанной полушубками, куртками и стегаными брюками, солдаты чистят картошку на ужин и поют песню. Песня торжественная, лица у солдат сосредоточенны, будто они заняты трудной мужской работой. И трогательны эти большие руки, срезающие картофельную кожуру.

Особый мир, где сильная половина человечества ежедневно, ежечасно подтверждает свое прозвание.

Теперь немного истории: ведь не зная вчерашнего, трудно осмыслить сегодняшнее.

Условия жизни наших первых пограничников были трудными. Жили они в землянках, спали на голых нарах. Шинелей, сшитых из байковых одеял, хватало лишь на половину бойцов, сапоги выдавались только шедшим в наряд. Пищу готовил каждый боец для себя на костре.

Сложной была обстановка на границе. Пограничная полоса буквально кишела белогвардейцами и националистическим контрреволюционным сбродом, пользовавшимся особым вниманием иностранных разведок. Все эти банды прекрасно знали местность: тайные тропки в горах, ущелья, пользовались этим, чтобы делать набеги на пограничные районы, грабить селения, убивать работников местных органов Советской власти. В 1922—23 годах не было дня без боевых столкновений. Малочисленные отряды пограничников зачастую дрались с превосходящими силами врага — дрались и побеждали. Естественно, что банды дашнаков питали к пограничникам лютую злобу, и если случалось бойцу попасть в руки врага, с ним расправлялись с самой изощренной жестокостью.

Осень тысяча девятьсот двадцать третьего года была на редкость дождливой и туманной. В такую погоду очень трудно нести службу, особенно на высокогорном участке, где помещался второй пост. Ребятам приходилось здесь круто.

Одна из банд через кулака Гамза-Амрах-оглы узнала, что на заставе осталось совсем мало бойцов, и решила совершить набег, чтобы вырезать личный состав. Однако о намерениях банды стало известно помощнику командира роты Карапетяну. Заставы в те времена были редки и малочисленны, так что на подкрепление рассчитывать не приходилось. Своих сил было всего двадцать бойцов и три пулемета, тогда как банда насчитывала более четырехсот человек. На вероятном пути движения банды Карапетян организовал засаду с двумя пулеметами.

Бой начался ночью. Одна группа бандитов, наткнувшись на засаду, завязала бой на границе, другая прорвалась в селение, где помещалась застава и окружила ее. Карапетян в это время находился в одном из крестьянских домов на окраине села. Услышав перестрелку, он поспешил на заставу. На крышах соседних с заставой домов залегли бандиты, ведя огонь по заставе. Бойцы, знал, что они окружены, забаррикадировали все окна и двери и никого не подпускали к дому. Когда Карапетян пробрался, наконец, в помещение заставы, там оставалось всего семь вооруженных винтовками солдат и один пулемет. Занимать пассивную оборону с такими силами — значило бы обречь себя на гибель. Карапетян приказал части бойцов перейти в окопы возле заставы и, незаметно маневрируя, вести огонь то в одном, то в другом направлении. Бандиты увидев, что пограничники бьют из помещения и окопов, решили, что застава получила подкрепление и отступили, оставив убитых и раненых. Теперь надо было выручать окруженных. Взяв с собой трех солдат и пулемет, Карапетян подобрался к банде с тыла и открыл огонь. Боясь окружения, банда ушла...

А вот еще один эпизод из прошлого заставы.