В. Шевченко - Чекисты рассказывают. Книга 3-я

Обо всем этом Дружинин прочел в следственном деле, которое было прислано вместе с самим Мальтом из Будапешта. В высшей степени интересные в определенном аспекте эти факты, однако, для Дружинина могли служить только в качестве вспомогательного подсобного материала. Объектом его следствия была другая сторона дела: все то, что касалось отношений Мальта и генерала Мишутина в годы войны. Этим он и продолжал теперь заниматься.

Вначале, перед тем как приступить непосредственно к допросу Мальта, Дружинин еще раз просмотрел все относящиеся к нему донесения Сологубова, и особенно внимательно те из них, где говорилось о пребывании Мальта в Летцене, в штабе «остлегионов».

Кроме этого, Николай Васильевич располагал материалами немецких архивов. По счастливой случайности, в руки ему попало личное дело абвер-офицера Мальгена. Наряду с другими документами там имелось несколько характеристик на него. В одной из них было написано:

«Пауль Мальген является преданным сторонником национал-социализма, закаленным в беспощадной борьбе с врагами рейха. В работе проявил себя большим мастером своего дела. В порочных связях не замечен. Неоднократно отмечался наградами фюрера. Обладает стойким нордическим характером...»

На первом же допросе в Венгрии этот человек с «нордическим стойким характером» предложил свое сотрудничество против американской разведки, в которой служил с первого послевоенного года. Ради спасения собственной жизни Мальт был готов на все. Отчасти именно этим объяснялась его «полная откровенность», как он сам выражался, и на последующих этапах следствия. Своим демонстративным «раскаянием» он зарабатывал снисхождение.

Но это, пожалуй, являлось не главной причиной покладистости Мальта на допросах. Дружинин припирал его к стенке фактами, от которых было трудно увильнуть. Через ГУК Министерства обороны подполковник разыскал несколько бывших советских военнопленных, в 1942—1943 годах находившихся в лагерях на территории Польши и Норвегии, где Мальт вербовал добровольцев в «остлегионы», и устроил им очную ставку с ним. Аналогичным путем Дружинин сумел доказать преступный, варварский характер «работы» Мальта с пленными советскими офицерами в самом Летцене, где он «обслуживал» штаб «остлегионов» генерала Кастринга.

Так, постепенно сужая кольцо неопровержимых улик, Дружинин шаг за шагом шел к цели: прояснить обстоятельства, при которых имя советского комдива Мишутина в гнусных целях было использовано врагом. Следствие длилось более пяти недель. Наконец настал день, когда Дружинин смог сказать себе, что сделал все, чтобы пролить свет на трагическую историю в Летцене.

Вот как она произошла.

Летцен находился недалеко от Растенбурга, в глубоких подземельях которого размещалась ставка Гитлера — «Вольфсшанце» («Волчья яма»).

Это соседство генерал Кастринг считал не особенно удачным для себя: вызовы в ставку, по его мнению, были неоправданно частыми. А впрочем, он, может быть, ошибался. Причин для его систематических приглашений в Растенбург, пожалуй, имелось достаточно. С тех пор как после провала расчетов на молниеносную кампанию в России фюрер издал приказ об активном использовании советских военнопленных в формированиях вермахта, Кастринг они дня не знал покоя. Привыкший работать планомерно, размеренно, с вышколенным, хорошо обученным контингентом, он теперь был вынужден большую часть своего служебного времени непроизводительно тратить на разрешение бесконечных вопросов, связанных с комплектованием подчиненных ему «остлегионов»: желающих служить в них находилось мало, явно недостаточно для выполнения тех задач (по охране коммуникаций и тыловых объектов вермахта), которые были поставлены перед этими подразделениями.

Чтобы выполнить приказ фюрера, принимались все меры. В ход были пущены испытанные приемы — обман и провокация. Советских военнопленных одной национальности натравливали на другую, организовывались различные националистические, религиозные союзы и комитеты — все для того, чтобы вызвать, разжечь антисоветскую активность этих людей. В лагерях пленным создавали невыносимую обстановку, старались поставить их перед выбором: или умереть от голода и болезней, или идти служить немцам. Ставка делалась прежде всего на лиц, враждебных Советской власти. Комплектование «остлегионов», в частности, шло за счет белогвардейских и кулацких недобитков, бывших уголовников, подонков, шкурников. Однако эта разношерстная недисциплинированная публика не могла решить проблемы. Требовалось расшевелить, активизировать основную массу военнопленных. А это, несмотря на все потуги и старания, гитлеровцам никак не удавалось.

При каждом вызове в ставку генерала Кастринга начинала бить дрожь, он терял самообладание, бывал настороженно мрачен всю дорогу, пока ехал из Летцена в Растенбург в своем черном «хорьхе» и потом спускался по витой длинной лестнице в гулкое бетонированное подземелье. Всякий раз после беспардонного разноса за «неразворотливость» фельдмаршал Кейтель напоминал Кастрингу, что о неблагополучии с комплектованием рано или поздно должен узнать сам фюрер и тогда могут быть сделаны далеко идущие выводы. Попасть в немилость к Гитлеру Кастринг боялся пуще всего и потому из кожи лез, делая все, что было в его силах.

Однажды, в конце лета сорок второго года, после очередной поездки в ставку Кастринг возвратился в Летцен, в свой штаб, и, пригласив к себе в кабинет с толстыми крепостными стенами Мальгена, сказал ему:

— Полковник, я намерен поручить вам одно весьма ответственное дело. Необходимо подыскать несколько высших советских офицеров в наших лагерях для военнопленных. Эти люди должны быть достаточно авторитетными в Красной Армии. И в то же время... — Кастринг пощелкал длинными сухими пальцами, подбирая нужное слово. — В общем, желательно, чтобы в их биографиях имелось нечто такое, на чем мы могли бы сыграть, чтобы привлечь их на нашу сторону.

Выполняя это задание, Мальген поехал по лагерям. Сперва в местный, в Летцене, затем в Танненберг, тоже в Восточной Пруссии, и, наконец, в Хаммельбургский, офицерский, в долине реки Заале. В результате этого вояжа были отобраны в доставлены в Летценскую крепость, где находился штаб Кастринга, три советских генерала и полковник.

Но на другой день у одного из этих генералов открылось сильное кровохарканье, и его поспешили отправить обратно в Хаммельбург. А заодно с ним и полковника: Кастринг решил, что по чину он не подходит для той роли, на которую его прочили.

Из оставшихся двух генерал-майоров первым в списке значился Павел Семенович Мишутин. В краткой справке на него, составленной Мальгеном для Кастринга, было написано: