Георгий Брянцев - Голубой пакет

В 1914 году, когда германский милитаризм развязал Первую мировую войну, Генрих оказался на русском фронте. Лжепатриотический, шовинистический угар и ему вскружил голову: видимо, его рабочая закалка была недостаточной. Он думал, что идет защищать родину. Но заблуждение длилось недолго, ужасы войны заставили его задуматься над ее бессмысленностью. Слова многих товарищей по заводу и пламенные призывы Либкнехта предстали перед ним в новом свете.

Он хорошо помнит волнующие, радостные дни братания с русскими революционными солдатами в 1917 году. Здесь, в окопах, он понял, что у немецкого рабочего и солдата одна судьба, одни интересы и желания с русскими рабочими и солдатами. И когда кайзеровская армия в 1918 году бросилась на молодую Советскую республику, он перешел на сторону Красной армии. Всю Гражданскую войну Генрих провел на фронтах, бился против белогвардейцев и интервентов и в начале двадцатых годов вернулся на родину. Тяжело было дома: инфляция, безработица, нужда… Побитые кайзеровские генералы и офицеры при поддержке королей пушек снова подняли головы. Как грибы, стали плодиться различные фашистские организации. Единственной силой, которая противостояла фашизму и разоблачала его, была Коммунистическая партия Германии.

Генрих Гроссе по мере усиления разгула нацистов, разгрома рабочих организаций, еврейских погромов становился все более убежденным антифашистом. Он неоднократно с оружием в руках участвовал в боевой защите рабочих собраний от банд гитлеровских штурмовиков и эсэсовцев.

Когда Гитлер захватил власть и Германия превратилась в нацистскую тюрьму, Генрих Гроссе, работавший на заводе, вошел в связь с товарищами и стал участником подпольной коммунистической группы. В 1941 году его мобилизовали и отправили на восточный фронт.

Но даже не начав воевать, он был тяжело ранен. Еще до первого боя его часть подверглась воздушному налету русских. Генрих очнулся в госпитале. Его четыре месяца латали и чинили, а затем, как непригодного для фронта, прикомандировали к концентрационному лагерю под Гореловом. Он стал очевидцем зверств, творимых фашистами на оккупированной территории. Он твердо решил помогать русским в их борьбе против гитлеризма. В памяти Генриха живо вставали слова вождя Германской компартии Эрнста Тельмана: «Гитлер — это война! Поэтому — долой Гитлера, долой фашизм во имя блага своей Родины и всего человечества!»

Работая шофером на лесозаготовках, он возил советских пленных и в одной из партий заметил офицера, который, несмотря на раны, истощение и слабость, проявлял удивительную силу духа, подбадривая и поддерживая других. Звали его, как потом узнал Генрих, Найденовым.

Как-то в феврале сорок второго года Генрих гнал из леса к станции Горелов свой трехосный грузовик с прицепом, груженный девятиметровыми сосновыми бревнами. Груз сопровождали шесть военнопленных, в их числе и Найденов. Генрих посадил Найденова в кабину. Остальные вместе с охранником расположились на бревнах в кузове машины.

За долгие часы завьюженного пути Генрих узнал историю советского офицера, попавшего в плен тяжело раненным. Найденов оказался уральцем, работал в Златоусте, в Челябинске — в тех местах, где когда-то Генрих сражался за молодую Советскую республику.

Генрих и Найденов отлично поняли друг друга, поверили друг другу.

Это произошло в феврале, а в апреле грузовик Генриха с пятью военнопленными, охранником и овчаркой, посланный на дальнюю вырубку, не вернулся к обеду. Под вечер на розыски его отправился начальник охраны во главе своей команды. В лесу они нашли привязанными к соснам охранника, шофера грузовика Генриха Гроссе и овчарку, а машина и пять пленных, среди которых был и Найденов, исчезли.

Великодушие Найденова и его друзей, даровавших жизнь охраннику, объяснялось просто.

Убив охранника, они поставили бы под удар Генриха, а Генрих был инициатором, организатором и душой побега.

Розыски ничего не дали.

Позже, когда расформировали лагерь и Генрих был назначен в тюремную охрану, к нему на квартиру явился неизвестный, оказавшийся впоследствии Черноголовым, назвал его Скитальцем и передал привет от старого знакомого. Генрих улыбнулся и подумал: «Ну, за Найденова теперь можно быть спокойным. Добрался…»

Косые лучи заходящего солнца перебегали через рабочий стол полковника Бакланова и светились на бревнах противоположной стены. Бакланов сидел на койке и деревянной ложкой доедал из стоявшего на табуретке котелка остатки гуляша.

Запищал один из полевых телефонов. По звуку можно было определить, что это аппарат, соединяющий с командующим.

Бакланов быстро подошел, повернул ручку и снял трубку.

— Так точно… Состав группы Дмитриевского? Могу перечислять. Лейтенант Назаров, радистка Прохорова и проводник с овчаркой. Что? Совершенно точно: Дмитриевский четвертый. Так… так. Когда прикажете привезти их? Слушаюсь.

Полковник положил трубку и довольно улыбнулся. Нелегко ему было убедить командующего в целесообразности посылки во главе группы капитана Дмитриевского. Но все же убедил.

Андрей ожил. Он стал энергично готовиться к вылету: отбирал и проверял оружие, боеприпасы, питание для радиостанции, медикаменты, запас продуктов.

Его интересовало, как работает овчарка, как слушает своего проводника, прикомандированного из войск МВД. Было проведено практическое занятие, совершен пробный спуск собаки с парашютом.

Наблюдая за кипучей деятельностью капитана, Бакланов радовался. Он не замечал ни суматохи, ни горячки. Все делалось быстро, толково и организованно.

Бакланов взглянул на часы и хотел было послать своего ординарца за капитаном, но тот, неизменный в своей аккуратности, явился сам минута в минуту.

— Как дела? — поинтересовался Бакланов.

— Нормально, товарищ гвардии полковник.

— Садитесь, курите и слушайте. В двадцать два ноль-ноль вашу группу примет командующий и будет беседовать с людьми.

— Ясно, — ответил Дмитриевский, подсаживаясь к столу.

Бакланов отодвинул в сторону бумаги и книги и разложил карту.

— Помните, о чем сообщал Чернопятов в предпоследней телеграмме? — спросил он.

— Примерно. Что-то о новом вражеском аэродроме.

— Вот-вот. Сегодня над Гореловом летал наш разведчик, — Бакланов разгладил карту ребром ладони, приподнялся и склонился над ней. — Он блестяще провел аэрофотосъемку. Данные Чернопятова подтвердились. Вот здесь (он показал острием карандаша) они соорудили ложный аэродром. На нем насчитывается около сорока фанерных макетов самолетов. А тут вот (острие карандаша перебралось налево) скрывается настоящий аэродром. К нему тянут узкоколейку. Это очень интересно. Пути на станции Горелов забиты составами…